Из проекта программы КПГ от 1922г. и объяснение программы по национальному и социальному освобождению немецкого народа. Прокламация ЦК КПГ от 24 августа 1930г.

Введение

Из проекта программы КПГ от 1922г. и объяснение программы по национальному и социальному освобождению немецкого народа. Прокламация ЦК КПГ от 24 августа 1930г.

Коммунистическая Партия Германии (КПГ) была продуктом Первой мировой войны. СДПГ предвоенных лет расходилась во мнениях после 1914г. ввиду принципиального вопроса, нужно ли было соглашаться с участием Германии в войне или нет. В пределах основанной весной 1917г. Независимой Социал-Демократической Партии (НСДП) радикальные противники войны как Карл Либкнехт и Роза Люксембург с союзом Спартака образовывали маленькую группу авангарда, направление на Советский Союз и требование радикального политического и социального преобразования Германии которой показывали уже программные опоры поздней КПГ. Иначе чем старая СДПГ, которую они упрекали в политической корупции гражданским государством, коммунисты требовали обратного сознания на "верные" марксистские традиции и бескомпромиссную политику против возникающей Веймарской республики.

Катастрофа Первой мировой войны открывала по мнению коммунистов не только новые шансы для революционного общественного преобразования, а также давала особенную срочность этому преобразованию. Только пролетарской революцией, согласно убеждению коммунистов, возможно было бы обеспечить, чтобы ужасы войны больше не повторились. Успех русской октябрьской революции подтверждал коммунистов в их убеждении, что революционная ситуация непосредственно предстояла. Теперь это зависело в существенном от КПГ использовать всемирно-исторический момент.

Если революция была возможна в как отстало рассматреваемой Русской империи, то она должна тем более, в марксистском понимании, иметь место в индустриализируемой Германии.

Опыт войны и октябрьская революция образовывали фон исторического опыта бескомпромиссной максимальной политики КПГ до конца Веймарской республики. Коммунисты занимались активистской, запыхавшейся и вербально-радикальной политикой, которая всё больше разорялась в новых усилиях мобилизации и кампаниях, но едва ли предоставляла долгосрочную ориентацию. Так как коммунистическая "империя" непосредственно предстояла, как это предусматривал проект программы 1922г., нужно было привести все силы для революционного прорыва.

Какая политика КПГ должна была имееть успех, чтобы вызвать этот прорыв, однако оспаривался внутрипартийно в начале 20ых годов. После того, как синдикалистические и правые коммунистические течения были вытеснены из партии, конфликт между прочным партийным руководством и новой "левой" оппозицией молодых и радикальных коммунистов с 1921г. накладывало свой отпечаток на партийную историю. Проект программы 1922г. может читаться в этом тлеющем конфликте как попытка осуществить унифицированный курс и унифицированный язык в партии. Его несущественное практическое значение – программа никогда не принималось – указывает, тем не менее, на трудности политического однородности КПГ.

Расщепление социалистического рабочего движения цементировалось правительственным участием СДПГ и социальными беспорядками ранних 20ых годов. КПГ превращалась в течение этих лет с соединением большинства НСДП из маленькой организации авангарда в массовую партию с узловыми центрами в промышленных регионах и крупных городах. Приток к КПГ объясняется не в последнюю очередь разочарованием многих индустриальных рабочих, которые ожидали, что с новой республикой будут выполнены социальные обещания участия. Весной 1919г., 1921г. и в октябре 1923г. КПГ призывала к восстаниям, которые терпели неудачу и соответственно быстро приводили партию до края распада.

КПГ давала себе структуру централистской организованной кадровой партии по образцу КПСС. Внутрипартийная демократия играла в ней только очень подчиненную роль. Она следовала с этим лениниским убеждением, что революция могла бы вызываться только дисциплинированной и по принципу военных подрвзделений сформированной силой. Но модель кадровой партии в политической реальности долгое время была больше образцом чем реальностью. Возможности доступа партийных руководств к рядовым членам, которые имели часто собственные представления о коммунистической политике, оставались ограниченными и различные партийные крылья поставляли себя ожесточенным дискуссиям вокруг руководства движения.

Политика КПГ была обозначена строго дуалистским мировозрением, которое понимало политику в моральных категориях как дискуссию между добром и злом, и не оставляло никакого места для компромиссов и переговоров. Хотя дело на уровне земель и городов частично доходило до парламентских союзов с СДПГ, КПГ отказывалась в принципе от парламентской работы. Она не хотела быть "коалиционной партией" или "партией министров". Её политика была направлена на постоянную мобилизацию, зависимо от работающего населения, причем промышленные предприятия стояли в центре агитационных кампаний. Забастовки и дискуссии на локальном уровне должны были делать репрессивный характер Веймарского государства очевидным, вызывать солидарность населения и всё больше увеличивать влияние КПГ. Чтобы достигнуть широкой мобилизации населения, КПГ в течение 20ых годов строила также обширную сеть из организаций предполья, которые должны были заниматься специфической агитации для целевых групп. В целом КПГ, снова и снова удавалось рекрутироваться с этими приверженцами, все же, она терпела неудачу в попытке долгосрочно интегрировать симпатизантов за пределы центрального круга и мобилизировать их. Число членов и результаты выборов указывали до конца Веймарской Республики на большие колебания.

За неудачей различных попыток восстания в течение лет между 1919г. и 1923г. следовала фаза стагнации и сильной борьбы фракции, которая тянула за собой исключение всех партийных крыльев. Только с начала мирового экономического кризиса наступал новый и стремительный взлет КПГ, который оставался до 1932г. В этом году партия насчитывала примерно 320.000 членов и достигала при выборах Рейхстага в ноябре 16,9 % голосов.

Политический взлет сопровождался "ультралевой" переменой коммунистической политики. С экономическим кризисом революционная ситуация, кажется, двигалась снова в ощутимую близость. Радикализация коммунистической политики существенно форсировалась и оформлялась московским Коминтерном. КПГ определила себя с самого начала как часть международного, всемирного движения (смотри пункт "Международные задания" в проекте программы 1922г.), которая в Коммунистическом Интернационале с местонахождением в Москве имела её высшее руководство. Влияние советского руководства, которое скоро полностью доминировало Коминтерн, на немецкую партию существовало с 1919г., с середины 20ых годов Московский доступ достигал нового качества. Теперь Коминтерн определял почти полностью политику КПГ и персональный состав ее руководящих органов. Московское требование власти обостряло напряжения между разными крыльями партии, но также и между партийным руководством и отдельными членскими группами, что только с трудом могло скрываться вездесущей риторикой сплоченности в программных отзывах КПГ. Как иерархически структурируемая кадровая партия КПГ не могла долгосрочно терпеть борьбу фракции и подчинённое Москве руководство постепенно исключало от партийной линии отклоняющихся групп функционеров из партии. Радикализация коммунистической политики не только была обязанна указаниям из Москвы, но имела в личных опытах многих коммунистов также жизненной основой, без которой не смог бы осуществляться новый курс. Вследствие обширных мероприятий в области рационализации в индустрии, а также и на основе политически мотивированных увольнений коммунистов, участие безработных отчетливо возврастало среди членов партии в конце 20ых годов. Личное исключение из мира труда придавало особенную силу убеждениям антикапиталистической политике КПГ. Наряду с предприятиями как места действия коммунистов, в крупных городах улица все больше была местом для действий. Символической политикой шествий, демонстраций и массовых собраний КПГ пыталась обосновать её претензию быть важной политической силой и достигнуть обширной мобилизации своих приверженцев.

Выработанное тесным кругом руководства КПГ программное заявление от августа 1930г. было знаменитым выражением новой политики. Заявление собрало самые важные политические позиции КПГ в конечной фазе Веймарской республики и дало информацию о стратегических целях партии. Новый "ультралевый" курс отличался, в частности, острой конфронтацией с СДПГ. С неудачей революционных предприятий выросло в КПГ разочарование о неудавшихся усилиях завоевать социал-демократических приверженцев. СДПГ была основным конкурентом КПГ и отношение к большой рабочей партии представляло центральную проблему немецкого коммунизма. Острому риторическому ограничению от социал-демократической политики противостояли сначала всегда усилия для союза с социал-демократическим руководством. В конце 20ых годов политика конфронтации подходила однозначно на передний план. Согласно официальной доктрине Коминтерна социал-демократы должны были быть побороты как "социальные фашисты" так же сильно как НСДАП. Также обусловленные целью союзы в отдельных вопросах отклонялись. Дискуссия с в первое время не точно определенным фашизмом была составной частью коммунистической риторики с начала 20ых годов, и антифашизм существенной частью коммунистического самопонимания образа. Все же, с подъемом НСДАП полемика с национал-социализмом стала с 1929г. владеющей темой коммунистических деклараций. Программное заявление 1930г. поясняет в этой связи усилия коммунистического руководства разработать адекватную политическую стратегию по отношению к национал-социалистам. Их сложно отрицающиеся успехи мобилизации также в рабочем классе требовали интенсивного разбора с национал-социалистской политикой, которому значительно препятствовало недостаточное определение шизмаак инструмента большого капитала. Кроме того, КПГ находилась по оборонительной позиции, она должна была защищаться от массивных упреков национальной ненадежности со стороны других партий. Акцент собственных национальных позиций – в программном заявлении 1930г. в программном заголовке речь уже шла о "национальном освобождении" – представлял на этом плане попытки, на этом крайне чувствительном для КПГ поле политики попасть в наступление. Однако, национальная риторика была не только тактической природы, а соответствовала также глубоко сидящему недоверию по отношению к "империалистическим" властям на западе. С успехами национал-социалистов поднимался наконец вопрос, какую роль насилие должно было играть в коммунистической политике. Тема политического насилия была с основанием партии сутью внутрипартийных обсуждений. В целом отношение коммунистов к насилию было максимально противоречивым. Хотя партийное руководство осуждало отдельные акты насилия коммунистов против политических противников и старалось предотвращать их, все же, в своих политических отзывах также находились утвердительные отношения к насилию. При этом она пыталась разделять между не точно определенным революционным и гражданским насилием, которое она полностью отклоняла ("буржуазное насилие реакционно, пролетарское насилие революционно"). В целом военная риторика и подобное военному общественное представление коммунистов, особенно красного союза борьбы на фронте как полувоенная организация предверья дали понять, что КПГ занимала положительное отношение к насилию. Активная политика насилия КПГ больше конечно не преследовала по неудачной попытки восстания 1923г.

Оба текста источников дают образцовый взгляд на мир представления и проекты политики КПГ. Наряду с классическими топосами из политической риторики немецкого рабочего тексты движения характеризуют язык безусловности, который можно тесно связывать с опытами Первой мировой войны и послевоенных кризисов. Связь обоих языков и с ними связанных политических программ представляет отличительную черту немецкого коммунизма в 20ом столетии.

Тиль Кёсслер