Директива № 21. План "Барбаросса", 18 декабря 1940 г.
Введение
Как могло произойти, что в 1940-1941 гг. германская военная машина сделала роковой поворот на Восток? Несмотря на все научные дискуссии о сложных процессах принятия политических решений и поликратических структурах национал-социалистического режима, и тем более по вопросу о том, был ли 
Адольф Гитлер "сильным" или "слабым" диктатором, по-прежнему остается неопровержимым тот факт, что после 1933 г. политика Германии на эспансию и войну неотделима от "фактора Гитлера". Харизматический диктатор был движущей силой в высшей степени агрессивного и преступного политического курса, который привел ко мировой войне и массовому истреблению людей. С особой ясностью данный факт заявил о себе в период подготовки войны против Советского Союза, которая по праву может считаться "единственной настоящей войной Гитлера" (Ферстер) и "расово-идеологической войной на уничтожение" (Хильгрубер). Уже сами эти понятия говорят о том, что решение о войне на Востоке явилось не только результатом рациональной оценки общего стратегического положения, а представляло собой ядро давно существовавшей идеологической программы.
Несомненно, поводом для принятия этого решения служила сложная военно-стратегическая обстановка, сложившаяся во второй половине 1940 г., когда Великобритания несмотря на впечатляющую победу Германии во Франции продолжала оказывать упорное сопротивление. Однако политические расчеты, согласно которым в ходе молниеносной войны ("блицкрига") против Советского Союза предполагалось вывести из игры потенциальную "руку Лондона на континенте", создать новую экономическую базу, обеспечить господствующее положение Германского рейха в Европе и, укрепив таким образом свои позиции, на следующем этапе либо принудить Англию к заключению мира, либо выиграть противостояние с англо-американскими силами, сами по себе прекрасно увязывались с главной идеологической догмой Гитлера, предполагавшей уничтожение "еврейского большевизма" и завоевание "жизненного пространства на Востоке" для немцев как "господствующей расы". Давней, сокровенной мечте диктатора, его планам по созданию "великогерманской империи", простирающейся вплоть до границ Урала, как ответу на унизительный для Германии итоги Первой мировой войны, когда ей не хватило средств для того, чтобы добиться признания за ней "статуса мировой державы", в последние годы по тактическим соображениям отводилось второстепенное значение (советско-германский пакт о ненападении от 23 августа 1939 г.). Однако сам план оставался злокачественной опухолью, готовой в любой момент поразить политическое тело рейха. Казалось, что теперь военная обстановка на Западе оправдывала досрочное возвращение к этой программе и осуществление ее, и даже более того – она вынуждала предпринять этот шаг, причем в руках "фюрера" оказывались рациональные аргументы против консервативных элит в армии и государственном управлении, в поддержке которых он по-прежнему нуждался.
31 июля 1940 г., на совещании в Оберзальцберге Гитлер объявил военному руководству о своем "непреклонном решении покончить с Россией". В качестве возможного срока нападения он назвал май 1941 г. Кроме того, фюрер указал общее направление, в котором должна была осуществляться разработка соответствующих планов, подчеркнув небходимость быстрого проведения операции "в один заход". На тот момент Верховное Главнокомандование сухопутных сил (OKХ) уже имело собственные соображения насчет наступательного удара против Советского Союза. Хотя в отличие от Гитлера для Браухича и Гальдера такой шаг был лишь одним из возможных вариантов дальнейшего ведения войны, их позиция уже на ранней стадии ясно свидетельствовала о том, что командование сухопутных сил готово было без возражений согласиться на большую войну на Востоке. Идея военной кампании против большевистской власти, еще со времен 1918/1919 г. считавшейся заклятым врагом Германии, была весьма популярной в широких кругах элиты вермахта.
В течение нескольких месяцев после совещания в Оберзальцберге Гитлер больше не возвращался к своему честолюбивому проекту, в результате чего вопрос о деталях проведения операции и планируемом начале наступления долгое время висел в воздухе. Военные ведомства тоже не считали нужным форсировать подготовку. Попытки "решения восточного вопроса" оживились после закончившегося безрезультато визита Министра иностранных дел СССР Молотова в Берлин 12-13 ноября 1940 г. С этого момента Гитлер усиленно начал стремится к осуществлению своего "непреклонного решения", которое до недавнего времени не имело никаких практических последствий. При этом не может быть и речи о том, что действиями фюрера руководил страх перед внезапным нападением Советского Союза в 1941 г. Наличие таких планов у СССР до сегодняшнего дня не подтверждено никакими доказательствами, ввиду чего тезис о "превентивной войне" не имеет под собой серьезных оснований. 5 декабря 1940 г. Гитлер осведомился у руководства сухопутных сил о состоянии оперативного планирования и приказал "активно начать" подготовительные работы, приведя в очередной раз следующий аргумент: "Вопрос о гегемонии в Европе решится в ходе борьбы против России". Спустя две недели предварительные соображения относительно военной стороны операции были сведены в "Директиву № 21", названную "план Барбаросса". Тем самым в предыстории германского нападения на Советский Союз началась стадия детальных разработок.
В "Директиве № 21" примечательны прежде всего два момента. Во-первых, в ней отразился катастрофический и халатный просчет германской стороны в отношении собственных и еще больше в отношении советских возможностей. Во-вторых, она по-прежнему оставляла открытым вопрос о самой операции и времени ее начала. В конце концов оказалось, что во втором случае речь шла об обманном маневре. Однако он позволил ввести в заблуждение Сталина: хотя последний получил дословный текст "Директивы" еще в декабре 1940 г. от своих секретных служб, он считал, что речь идет только об отвлекающем маневре, жесте угрозы или плане мероприятий по обеспечению собственной безопасности.
Более серьезные последствия повлек за собой первый момент "Директивы". Бóльшая доля ответственности за то, что ставка была сделана единственно на победоносный блицкриг в течение нескольких недель, лежит на Верховном Главнокомандовании сухопутных сил во главе с начальником генерального штаба Францем Гальдером, а не на Гитлере, который в основном следовал советам военных. После окружения и разгрома крупных сил Красной Армии на западной границе СССР вермахт должен был как можно быстрее захватить Ленинград, промышленные районы Юга и, в первую очередь, Москву, чтобы затем обеспечить за собой огромную оккупированную территорию по линии Волга-Архангельск и, используя ее в качестве базового пунка, парализовать силами авиации промышленность Урала. Политическое и военное руководство Германии было настолько убеждено в успехе этой операции, в которой проявилась его мания величия, что в это же самое время распорядилось о мерах по переориентации вооруженных сил на ведение морской и воздушной войны против Англии, а, возможно, и против Америки.
Причины легкомысленного предположения, что Советский Союз быстро развалится под тяжестью мощного военного удара, крылись в традиционной недооценке русского и советского военного потенциала (дополнительные основания для этого появились после поражения Красной Армии в войне с Финляндией зимой 1939-1940 гг.), а также в переоценке собственных сил Германии после быстрой победы над Францией. Даже Генеральный штаб, до тех пор державшийся в стороне, перестал действовать трезво и зарвался, начав разрабатывать "смелые" планы операций, вместо того, чтобы сначала проверить наличие соответствующих материальных предпосылок. Предпринимая безответственные решения, он отказался от разработки альтернативного варианта на той случай, если сопротивление советских войск вопреки всем ожиданиям окажется все-таки более сильным. Кроме того, Верховное Главнокомандование сухопутных сил упустило из виду вопрос о том, куда будет направлен первый главный удар – по флангам (Ленинград, Украина), как того хотел Гитлер, или же по центру (Москва), как того хотел Гальдер. Это противоречие имело место уже в самой в "Директиве № 21"; но в полной мере оно проявилось в тот момент, когда пограничные бои были завершены, вопреки ожиданиям не сказавшись на результатах кампании в целом.
В отличие от стратегических военных целей, преступные политические, экономические и идеологические цели, которые Гитлер и его верные прислужники в вермахте, бюрократии, полиции и экономике преследовали на "восточном пространстве", не получили в документе никакого отражения. Конкретные планы по уничтожению "еврейского большевизма" и его военных и гражданских органов, по угнетению и истреблению славянского населения, а также планы по разбойной эксплуатации оккупированных советских территорий – в интересах сухопутных сил на Востоке, Германского рейха и всего европейского континента под германским господством – были разработаны и стали проводиться в жизнь уже после "Директивы № 21". Среди этих "преступных приказов" особо печальную известность получили Указ о подсудности военным трибуналам и Приказ о комиссарах. Как при разработке планов операций, так и при подготовке "расово-идеологической истребительной войны" руководство вермахта и сухопутных сил проявило слишком большую расторопность, взяв на себя роль пособника политического руководства. Этот факт, а также действия вермахта, совершенные на театре войны после нападения 22 июня 1941 г., привели к окончательной утрате моральной цельности германской армии.
Уже в июле-августе 1941 г. оперативный план блицкрига, предусмотренный "Директивой № 21", провалился. Однако тотальная война идеологий продолжала бушевать еще четыре мучительно долгих года. Она наложила свою печать на судьбу евреев в Европе, а когда маятник войны качнулся в обратную сторону, ее сокрушительный удар пришелся по самой Германии. В данном случае речь также идет о последствиях, которые имели решение Гитлера напасть на Советский Союз вопреки всем международным нормам и договоренностям с ним и готовность традиционных элит последовать по пути, избранному диктатором.
Йоханнес Хюртер
(Перевод с нем.: Л. Бённеманн.
Редакция перевода: Л. Антипова)
