Извлечение из протокола № 13 заседания Политбюро ЦК ВКП(б): Решение о расстреле польских офицеров, жандармов, полицейских, осадников и других лиц из трех спецлагерей для военнопленных, а также узников тюрем западных областей Украины и Белоруссии, 5 марта 1940 г.

Введение

В решении Политбюро от 5 марта 1940 г. речь шла о польских офицерах и полицейских и других лицах, плененных Красной Армией во время сентябрьской кампании 1939 г. В ходе нее были заняты территории, которые в соответствии с секретными протоколами к советско-германским договорам от 23 августа и 28 сентября 1939 г. составляли сферу интересов СССР. Всего в плен попали 240 тыс. польских военнослужащих. Однако для содержания столь большого числа людей не хватало ни лагерей, ни продуктов питания, ни вещевого довольствия, ни питьевой воды. В результате, в октябре того же года по решению Политбюро ЦК ВКП(б) рядовые и младшие командиры – жители присоединенных к СССР территорий – были распущены по домам, а те же категории – уроженцы центральных польских воеводств – переданы Германии. В лагерях для военнопленных остались 40 тыс. человек. 8,5 тыс. офицеров содержались в Козельском и Старобельском лагерях, 6,5 тыс. полицейских – в Осташковском. 25 тыс. солдат и унтер-офицеров работали на строительстве шоссе Новоград-Волынский – Львов и на шахтах Кривого Рога.

Вскоре руководству НКВД СССР стало ясно, что им не удалось сломить волю офицеров и полицейских из трех спецлагерей. Они все еще были полны решимости бороться за восстановление польской государственности.

В ходе так называемого "освободительного похода" Красной Армии и в последующее время оперативно-чекистские группы проводили "зачистки" присоединяемых к СССР территорий от "социально-чуждых" и "контрреволюционных" элементов. В результате, в тюрьмы западных областей Украины и Белоруссии были брошены более 10 тыс. поляков.

В первых числах декабря Политбюро ЦК ВКП(б) санкционировало арест всех взятых на учет польских офицеров и проведение в феврале массовой депортации осадников (военнослужащих, получивших за свои ратные заслуги в кампании 1920 г. земельные наделы на присоединенных к Польше по Рижскому мирному договору 1921 г. территориях) и их семей.

В это же время в Осташковский лагерь была направлена многочисленная бригада работников центрального аппарата НКВД СССР. Ей было поручено оформить к концу января следственные дела и обвинительные заключения на весь осташковский контингент для представления их на Особое совещание НКВД СССР (ОСО). К 1 февраля 1940 г. следствие по делам полицейских было завершено: более 6 тыс. дел были подготовлены для передачи на рассмотрение ОСО. К концу февраля этот орган уже вынес решения по 600 делам: полицейские приговаривались к 3 – 8 годам заключения в Исправительно-трудовом лагере ГУЛАГа на Камчатке.

Следственные бригады центрального аппарата НКВД были направлены также в Козельск и Старобельск, причем им не поручалось готовить дела для передачи на ОСО. Почему же, кем и когда участь польских офицеров и полицейских была столь кардинально изменена?

Отправным пунктом этого процесса стала, по-видимому, записка начальника Управления по делам военнопленных НКВД СССР Петра Сопруненко Лаврентию Берии от 20 февраля 1940 г. Начальник УПВ предложил оформить дела на ОСО в отношении группы в 400 военнопленных Козельского и Старобельского лагерей. В нее попадали следующие лица: офицеры Корпуса пограничной охраны (КОП), судейско-прокурорские работники, офицеры разведывательных служб, помещики, активисты Польской общевойсковой организации (ПОВ), "Стрелец" и др.

По распоряжению Берии, его заместитель Всеволод Меркулов 22 февраля 1940 г. приказал всех содержавшихся в трех спецлагерях "бывших тюремщиков, разведчиков, провокаторов, осадников, судебных работников, помещиков, торговцев и крупных собственников перевести в тюрьмы". В его директиве не упоминалось Особое совещание и указывалось, что "о порядке дальнейшего направления этих дел указания будут даны дополнительно". По всей видимости, Берия намеревался обсудить со Сталиным, какие меры следовало принять в отношении переводимых в тюрьмы военнопленных. От этого зависел и выбор органа, который должен был рассматривать дела арестованных. Ведь ОСО не имел до середины 1941 г. права присуждать к смертной казни и к заключению на сроки выше 10 лет.

В конце февраля Берия приостановил рассмотрение дел польских полицейских Особым совещанием и задержал намеченную на начало марта их отправку в лагерь на Камчатке. Очевидно, к 26-27 февраля 1940 г. в Кремле родилась идея кардинальной расправы со всеми офицерами, полицейскими и другими представителями элиты польского общества, а также с узниками тюрем западных областей Украины и Белоруссии. Что же побудило Сталина именно в это время принять решение об уничтожении государственной, военной, политической и культурной элиты польского общества?

Ненависть Сталина к полякам, связанная с поражением в советско-польском конфликте 1920 г., усилилась в 20-е и 30 годы, когда Польша рассматривалась как форпост империализма, как "санитарный кордон" против СССР. Войско польское воспринималось как один из главных потенциальных противников РККА. Москва с беспокойством следила за усилиями Берлина склонить Варшаву к совместным действиям против СССР. Когда же Польша связала себя тесными узами с Лондоном и Парижем, а не с Советским Союзом, враждебность к ней Сталина лишь усилилась. Она стала рассматриваться как активный участник западной коалиции, пытавшейся воспрепятствовать разделу сфер влияния между СССР и Германией.

Еще больше озлобили "хозяина" СССР действия польского правительства в эмиграции в конце 1939 – начале 1940 г. Кабинет В. Сикорского руководил освободительным движением на территории западных областей Украины и Белоруссии; выступал за исключение СССР из Лиги Наций; настаивал на включение поляков в готовившийся к отправке в Финляндию союзный экспедиционный корпус; ориентировался на втягивание Англии и Франции в войну против СССР и его разгром. Даже после того, как 12 марта 1940 г. был заключен советско-финляндский мирный договор, в Москве не исключали возможности войны с западными державами. В этом случае польские офицеры и полицейские могли стать "пятой колонной" в самом центре СССР.

"Зимняя война" отразилась и на отношениях СССР с Германией. Гитлеровское руководство, убедившееся в слабой готовности СССР к войне, приступило к подготовке к нападению на него. Первая переброска германских войск к советским границам была зафиксирована советской разведкой в середине февраля 1940 г. Сталинское руководство поспешило принять меры по усилению безопасности пограничных районов. Очистить эти территории от "неблагонадежных элементов" было важно и в связи с предстоявшими в конце марта выборами в Верховный Совет СССР.

2 марта 1940 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило предложения Лаврентия Берии и Никиты Хрущева "Об охране госграницы в западных областях". Наряду с отселением жителей из 800-метровой пограничной полосы, было решено депортировать в Казахстан на 10 лет семьи заключенных тюрем и военнопленных офицеров и полицейских – всего 22-25 тыс. семей. Легко представить себе реакцию около 15 тыс. офицеров и полицейских, узнавших об участи своих близких, сосланных в Северный Казахстан. С другой стороны, если бы до родных дошли сведения о расстреле их сыновей, мужей и отцов, они могли бы стать застрельщиками подпольной борьбы с преступным сталинским режимом. Поэтому одновременная расправа с военнопленными (офицерами и полицейскими), узниками тюрем и их семьями логична для менталитета и образа действия сталинского руководства.

3 марта 1940 г. Берия правил Сталину записку, содержание которой скорее всего было предварительно согласовано со Сталиным. Об этом говорит то, что в проект предложенного наркомом решения Политбюро было внесено лишь одно, да и то совершенно незначительное, изменение.

В записке Берии указывалось, что все находящиеся в лагерях военнопленных НКВД СССР и тюрьмах западных областей Украины и Белоруссии бывшие польские офицеры, полицейские, сотрудники разведывательных органов, члены националистических и повстанческих организаций и партий "являются заклятыми врагами советской власти, преисполненными ненависти к советскому строю". Военнопленные "пытаются продолжать контр-революционную работу, ведут антисоветскую агитацию. Каждый из них только и ждет освобождения, чтобы иметь возможность активно включиться в борьбу против советской власти". Нарком подчеркивал, что органами НКВД в западных областях Украины и Белоруссии вскрыт ряд повстанческих организаций, в которых руководящую роль играли бывшие польские офицеры, полицейские и жандармы. Много было якобы выявлено участников подпольных и шпионских организаций и среди перебежчиков и нарушителей границы. В записке указывалось, что в лагерях для военнопленных содержится всего 14 736 бывших офицеров, чиновников, помещиков, полицейских, жандармов, тюремщиков, осадников и разведчиков; свыше 97% из них поляки. В тюрьмах же содержалось18 632 арестованных, из них 10 685 поляков. 1 207 заключенных тюрем являлись офицерами, 5 141 – полицейскими, разведчиками и жандармами, 347 – шпионами и диверсантами, 465 – помещиками, фабрикантами и чиновниками, 5 345 – членами повстанческих и других контрреволюционных организаций и антисоветчиками, 6 127 – перебежчиками.

Исходя из того, что "все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти", НКВД СССР предлагал мероприятия, которые были полностью повторены и одобрены в вышеназванном решении Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. Несколько изменен был лишь состав тройки, на которую возлагалось рассмотрение дел и вынесение решения. Из нее исключался Берия и вводился Богдан Кобулов.

Записка Берии напечатана на бланке НКВД СССР и имеет номер 794/Б, то есть "Берия". На документе были проставлены месяц и год, но отсутствовало число. По регистрационному номеру документа и содержанию записки удалось установить его дату – 3 марта 1940 г. Под текстом документа – подпись Берии. В левом углу первого листа Сталин написал синим карандашом: "За" и расписался, далее стоят подписи Клима Ворошилова, Вячеслава Молотова и Анастаса Микояна. На полях рукой секретаря чернилами проставлено: "Калинин за, Каганович – за". Перед текстом предлагаемого решения Политбюро на полях написано: "О.[собая] П.[апка]". Вопрос НКВД СССР". Далее стоит знак абзаца. Фраза "1. Предложить НКВД СССР" подчеркнута.

Подготовка расстрельной операции началась буквально на следующий день после принятия решения Политбюро от 5 марта 1940 г. Одновременно у офицеров, полицейских и заключенных выяснялись адреса, по которым проживали их семьи, для последующей их депортации. С 7 по 15 марта были проведены совещания с работниками центрального аппарата НКВД, с руководством управлений НКВД по Калининской, Смоленской и Харьковской областей и др. Составлялись справки на военнопленных, по которым "тройка" Меркулова, Кобулова и Баштакова принимала решение о расстреле. Чтобы свести к минимуму число оповещенных об операции лиц, было решено к 30 марта 1940 г. свезти всех заключенных поляков в тюрьмы Минска, Киева, Харькова и Херсона.

Первые списки на отправку военнопленных на расстрел стали поступать в лагеря 3-5 апреля, в тюрьмы – 20 апреля. В них были включены 97% всех офицеров и полицейских. Практически решался вопрос не о том, кого расстрелять, а кому следовало сохранить жизнь. Одни интересовали разведку, другие являлись носителями важной информации, третьи – немцами или литовцами по национальности, четвертые не были ни офицерами, ни служащими карательных органов, пятые были завербованы оперативниками в лагерях. Всего в апреле-мае 1940 г., по сведениям, которые председатель КГБ Александр Шелепин сообщил Никите Хрущеву, были расстреляны в Катынком лесу 4 421 офицер, в Харькове – 3 820 человек из Старобельского лагеря, в Калинине – 6 311 лиц из Осташковского лагеря, в других местах и тюрьмах 7 305 заключенных, то есть всего 21 857 военнопленных и узников тюрем.

13 апреля была проведена депортация в Казахстан 66 тысяч человек – родных и близких расстреливаемых. Местные власти получили указания не предоставлять спецпереселенцам ни работы, ни жилья. Женщины, старики, дети голодали, многие из них умерли, не дождавшись официальной амнистии, объявленной 30 июля 1941 г.

О судьбе польских офицеров и полицеских не сообщалось ни родным, ни Красному Кресту, ни правительству Владислава Сикорского, безуспешно разыскивавшего своих офицеров после заключения 30 июля 1941 г. соглашения с Советским Союзом.

13 апреля 1943 г. германская радиостанция известила мир об обнаружении массовых захоронений польских офицеров в Катыни, вблизи Смоленска. Геббельс занес в свой дневник: "Катынское дело становится колоссальной политической бомбой, которая в определенных условиях еще вызовет не одну взрывную волну. И мы используем ее по всем правилам искусства".

Союзники СССР по Антигитлеровской коалиции разгадали цель гитлеровского руководства и сделали все от них зависевшее, чтобы уменьшить резонанс от "катынского взрыва". Однако боль и гнев, которые испытывали поляки, не позволили им смолчать. Правительство Сикорского обратилось к Международному Красному Кресту с просьбой расследовать обстоятельства гибели офицеров. СССР незамедлительно приостановил с ним дипломатические отношения.

В дальнейшем сталинское руководство делало все от него зависевшее, чтобы не только скрыть правду о катынском преступлении, но и возложить ответственность за него на гитлеровцев. 13 января 1944 г. была создана Специальная комиссия по расследованию злодеяний гитлеровских захватчиков в Катынском лесу во главе с академиком Николаем Бурденко. А уже 26 января 1944 г. "Правда" напечатала ее Сообщение. В основу этого документа была положена справка, составленная теми, кто в 1940 г. готовил и руководил катынским расстрелом – наркома госбезопасности СССР Всеволода Меркулова и заместителя наркома внутренних дел Сергея Круглова.

В ходе Нюрнбергского процесса сталинское руководство попыталось подтвердить выводы Комиссии Бурденко авторитетом Международного военного трибунала, однако МВТ отказался принять их без доказательств. В Приговоре катынское злодеяние не фигурировало. О жертвах катынского расстрела в СССР поспешили забыть, всякое упоминание о них изымалось из исторических трудов и энциклопедий.

В разгар "холодной войны" Конгресс США создал комиссию во главе с Р. Мэдденом для расследования катынского дела. СССР поспешил направить в связи с этим ноту протеста. Аналогичные ноты направлялись западным странам в 70-е и в 80-е годы. При этом каждый вновь избиравшийся Генеральный секретарь ЦК КПСС знакомился с решением Политбюро от 5 марта 1940 г., находившемся в опечатанном пакете № 1, и вновь запечатывал его.

В 1988 г. Н. Лебедевой по номеру батальона, который охранял Козельский лагерь, удалось выйти на материалы Управления конвойных войск, хранившиеся в ЦГАСА, а несколько позже получить и допуск к документам Управления по делам военнопленным в наисекретнейшем Особом архиве. К началу 1990 г. были подготовлены статьи Н. Лебедевой, В. Парсадановой и Ю. Зори для различных изданий. 25 марта 1990 г., несмотря на запрет на публикацию со стороны ЦК КПСС, главные результаты исследования Лебедевой были опубликованы в газете "Московские новости". Почти три недели потребовались горбачевскому руководству, чтобы решиться на опубликование официального заявления ТАСС, возлагавшего ответственность за расстрел на органы НКВД. Борис Ельцин, которого Горбачев в декабре 1991 г. при передаче ему власти ознакомил с решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. и относящимися к нему документами, также почти год не решался их обнародовать. Пакет № 1, в котором хранилось решение, в октябре 1992 г. был передан Конституционному суду, рассматривавшему дело КПСС. Одновременно посланник президента РФ Рудольф Пихоя вручил копии документов из пакета № 1 президенту Польши Леху Валенсе. В России и сегодня имеются ультранационалистические элементы, которые оспаривают подлинность записки Берии Сталину и решения Политбюро ЦК ВКП(б)^[2]; однако их аргументы не выдерживают никакой критики.

Наталья Лебедева

^[2] См., н-р, книгу некоего Ю. Мухина "Антироссийская подлость" (Москва 2003). []