Бухарин, Николай, Заметки экономиста, 1928

Введение

С начала 1928 г. стали нарастать противоречия в руководстве ВКП(б). Кризис хлебозаготовок, который стал проявлением общего кризиса Новой экономической политики, привел по инициативе Сталина и его сторонников к возобновлению насильственного изъятия хлеба у крестьян. Против отхода от НЭП выступали Н. Бухарин, А. Рыков, М. Томский и их сторонники. Несколько месяцев конфликт развивался подспудно.

В сентябре 1928 г. были опубликованы контрольные цифры на грядущий хозяйственный год. Основные затраты должны были быть направлены на развитие тяжелой промышленности, на «производство средств производства». Готовился и пятилетний план на 1928-1933 гг., в котором проводилась та же идея, но с разными темпами роста: отправной и «оптимальный» (рассчитанный на благоприятные условия). Член президиума Госплана разъяснял: «Мы должны в артиллерийскую вилку поймать действительность, следовательно, отправной вариант должен давать недолет, оптимальный вариант должен давать перелет». Рост промышленного производства должен был быть сбалансированным. Эти планы намечали не только общий рост тяжелой промышленности, но и ликвидацию диспропорций, из которых буквально состояла советская экономика. Председатель Госплана Г. Кржижановский показывал, что нехватка техники была связана с нехваткой машиностроительных предприятий, которые не могли строиться и работать из-за нехватки металла, который нельзя было произвести из-за нехватки электроэнергии (план ГОЭЛРО был почти выполнен, но электроэнергии все равно не хватало). Бухарин язвительно замечал, что фабрики планируется строить из кирпича, который еще не произведен. Началом всей цепочки были энергетика и чугун. Дальше следовали машиностроительные предприятия и транспорт. И все это должно было быть произведено прежде, чем будет произведено что-то, что может приобрести рядовой потребитель. Кто будет оплачивать эти стройки?

Планы, предложенные ВСНХ в соответствии с указаниями И. Сталина, ущемляли интересы легкой промышленности. Выбор между тяжелой и легкой промышленностью был стратегическим. Легкая промышленность производила товары, покупавшиеся населением, прежде всего крестьянами. Развитие легкой промышленности должно было предоставить товары, которые крестьяне купят, дав таким образом средства для развития тяжелой промышленности, производящей технику и оборудование. Эта техника позволит модернизировать пока крайне отсталую легкую промышленность, не говоря уже о сельском хозяйстве. Таков был план Бухарина и его сторонников. Но в 1927-1928 гг. стало ясно, что крестьянское хозяйство не дает достаточного количества товарного хлеба, чтобы решить все стоящие перед государством задачи. Нужно было выбирать — или продолжать распылять средства между отраслями, или вложить львиную долю средств в тяжелую промышленность, то есть в базу, которая позднее позволит модернизировать все отрасли. Но лишение средств легкой промышленности в пользу тяжелой означало, что у крестьян будут не выкупать продовольствие в обмен на продукцию, а просто отбирать его.

30 сентября Бухарин выступил в «Правде» со статьей "Заметки экономиста". В ней под видом троцкизма Бухарин критиковал политику Сталина и главы ВСНХ В. Куйбышева и защищал легкую промышленность, которая быстрее дает прибыль.

Бухарин признал, что лидеры партии запаздывали с осознанием новых задач, которые поставил перед страной “реконструктивный период” (то есть модернизация промышленности). Нужно быстрее готовить специалистов, нужно ускорить коллективизацию и создание совхозов, нужно организовать техническую базу не хуже, чем у американцев. Рассказав о первых успехах “реконструктивного периода”, Бухарин с тревогой обнаруживает, что советское хозяйство в “вогнутом зеркале” повторяет кризисы капитализма: “там — перепроизводство, здесь — товарный голод; там спрос со стороны масс гораздо меньше предложения, здесь — этот спрос больше предложения”(394). Преодолеть эти кризисы можно, установив правильные пропорции хозяйственного развития. Эту задачу должен решить план. Но Бухарин напоминает, что еще в своей полемике с Преображенским предупреждал: “нельзя переоценивать планового начала и не видеть очень значительных элементов стихийности” (397). Приходится подстраиваться под стихию, в то же время направляя ее в нужное государству русло. “В своей наивности идеологи троцкизма полагают, что, что максимум годовой перекачки из крестьянского хозяйства в индустрию обеспечивает максимальный темп развития индустрии вообще. Но это явно неверно. Наивысший длительно темп получается при таком сочетании, когда индустрия поднимается на быстро растущем сельском хозяйстве” (399). Так прямо “наивные” троцкисты не формулировали мысль, с которой спорит Бухарин. Но теперь именно эту идею отстаивает Сталин.

Бухарин не может открыто спорить со Сталиным, поэтому он спорит с Троцким (благо, тот не может ответить в прессе). Приводя оптимистические цифры быстрого роста советской промышленности за последние годы (этот рост был преувеличен, так как не учитывал качества советских товаров и искусственности ценообразования) и сравнивая их с цифрами, указывающими на стагнацию сельского хозяйства, Бухарин делает вывод: “при бурном росте индустрии... количество хлеба в стране не растет”(404), из чего вытекает задача выправить эту диспропорцию, поднимать индивидуальное крестьянское хозяйство параллельно со строительством колхозов и совхозов. Но если партия облегчит развитие индивидуального крестьянского хозяйства, то с крестьян нужно брать меньше средств на индустриализацию, которая, как пишет Бухарин, “есть для нас закон” (410). Если средств от крестьян получать меньше, а на развитие промышленности тратить больше, то выход один — промышленность должна зарабатывать сама, выпуская товары, нужные потребителю. Это может сделать легкая промышленность. Бухарин критикует контрольные цифры будущей пятилетки за нехватку и потребительских товаров, и строительных материалов. Но если развивать эти отрасли, то нужно экономить на чем-то другом. Может быть, Бухарин предлагает сэкономить на тяжелой промышленности? Нет, его возмущает нарастание дефицита продукции тяжелой промышленности. “Таким образом, дефицит (дефицит!!) быстро возрастает (возрастает!!) по всем решительно категориям потребителей!”(414). Эти кричащие строки не могли не вызвать вопрос к Бухарину: раз все запросы удовлетворить нельзя, а тяжелую промышленность строить нужно, то на ком экономить или где взять средства. Даже троцкисты давали свой ответ на этот вопрос. Но Бухарин повторяет все те же предложения, которые не удалось выполнить со времен последних статей Ленина: экономить, строить быстрее, не планировать того, что не построим, управлять культурно. Однако в условиях Советской России это не получалось все годы НЭП. Линия XV съезда, оптимистично провозглашавшего курс на модернизацию всего хозяйства одновременно, оказалась несостоятельной.

В конкретной обстановке дефицита ресурсов защита сельского хозяйства и легкой промышленности воспринималась как нападение на тяжелую промышленность.

Перед ноябрьским пленумом ЦК, который должен был обсуждать планы экономического развития Бухарин составил проект резолюции, в котором говорилось: "Основной коренной задачей партии, ее генеральной линией, является линия на дальнейшую индустриализацию страны, на возможно более быстрый рост социалистического ее сектора, на кооперирование крестьянства, рост коллективных форм сельскохозяйственного производства и т.д. … Отметая все предложения, направленные к сокращению нашего промышленного строительства, и твердо проводя курс на индустриализацию страны, не снижая темпов роста капитальных вложений, необходимо в то же время принять меры к тому, чтобы подтянуть сельское хозяйство…".

Таким образом, и Бухарин считал, что необходимо проводить индустриализацию нарастающими темпами. Правые коммунисты считали, что можно относительно быстро изыскать ресурсы для модернизации всей экономики. Но не смогли объяснить, где их получить.

Оптимистические цифры плана Куйбышева давали ясную перспективу – сначала напряжение сил, строительство тяжелой промышленности, затем подтягивание остальных отраслей.

Бухарин считал эти предложения нереальными: "чиновники "чего изволите?" готовы выработать какой угодно, хотя б и сверхиндустриалистический план..." Это — уже прямой выпад против Куйбышева, за которым стоит Сталин, отождествление сталинцев с троцкистами. Разумеется, статья вызвала возмущение большинства Политбюро. А Бухарин, опубликовав статью, уехал в отпуск.

Выход "Заметок экономиста" был своего рода "вызовом" на открытую дискуссию, где Бухарин считал себя сильнее. Сталин считал сильнее свою позицию, понимая, что его позиция ближе если не "спецам", то большинству партийных чиновников. Генсек лично собрался дать отпор идеям, изложенным в "Заметках экономиста". Он обратил внимание на "эклектизм" статьи Бухарина, которая, с одной стороны, призывает к "переносу центра тяжести на производство средств производства", а с другой — "обставляет капитальное строительство и капитальные вложения такими лимитами (решительное усиление легкой индустрии, предварительное устранение дефицитности… строительной промышленности, ликвидация напряженности госбюджета и т.д., и т.п.), что так и напрашивается вывод: снизить нынешний темп развития индустрии, закрыть Днепрогэс, притушить Свирьстрой, прекратить строительство Турксиба, не начинать строительство автомобильного завода".

Но рукопись Сталина осталась неоконченной. По мнению В.П. Данилова, О.В. Хлевнюка и А.Ю. Ватлина "ответ на уровне конкретного анализа экономических проблем не получился, оказался Сталину не по плечу". Это сомнительно. В дискуссиях 1928-1929 гг. аргументы Сталина лучше убеждали членов ЦК, чем аргументы Бухарина (а это — основные судьи в споре). Свои аргументы Сталин изложил в развернутой речи на ноябрьском пленуме ЦК. Но именно в этой речи он "заступился" за Бухарина, противопоставив взгляды, изложенные в "Заметках экономиста" идеям "правого уклониста" М. Фрумкина: "Товарищ Фрумкин любит вообще хватать за фалды тех или иных членов Политбюро для обоснования своей точки зрения. Вполне возможно, что он и в данном случае постарается схватить за фалды тов. Бухарина, чтобы оказать, что тов. Бухарин говорит "то же самое" в своей статье "Заметки экономиста". Но тов. Бухарин говорит далеко не "то же самое". Тов. Бухарин поставил в своей статье отвлеченный, теоретический вопрос о возможности или об опасности деградации. Говоря отвлеченно, такая постановка вопроса вполне возможна и закономерна. А что делает тов. Фрумкин? Он превращает абстрактный вопрос о возможности деградации в факт деградации сельского хозяйства".

Сталин не считал целесообразным осенью 1928 г. разворачивать открытую дискуссию, и не потому, что не имел аргументов, а в связи с неготовностью кадровых позиций. Сталин прекрасно понимал, что в компартии побеждает не тот, кто скажет больше, а тот, за кем останется больше высокопоставленных чиновников.

8 октября Политбюро судило редакцию "Правды", который возглавлял Бухарин, за публикацию столь спорной статьи без ведома ЦК. Это был важный сигнал. Бухарин все еще считался одним из лидеров партии, но на активе Петроградского района Ленинграда официальный лектор раскритиковал "Заметки экономиста". После такой критики члена Политбюро, идеолога партии этот лектор должен был бы получить взыскание. Если бы не выполнял указание своего руководства. Пропагандистская машина партии, раньше служившая инструментом в руках Бухарина, теперь была переналажена против него.

Завоевав на свою сторону большинство в Политбюро, Сталин развернул наступление на организации, в которых преобладали сторонники “правых” - Институт красной профессуры, Московскую парторганизацию, наркоматы, профсоюзы, редакцию "Правды".

Из редакции "Правды" вывели учеников Бухарина А. Слепкова и В. Астрова. Вместо них в "Правду" были направлены сталинцы Е. Ярославский, Г. Крумин и М. Савельев, которые стали публиковать статью за статьей о "правом уклоне" (не называя имен конкретных "правых"). Без их одобрения теперь не могли печататься даже статьи самого главного редактора Бухарина.

Начало и наступление на союзника Бухарина, первого секретаря московской парторганизации Н. Угланова. 18-19 октября состоялся пленум МК и Московской контрольной комиссии, на котором организация была подвергнута чистке, их МК вывели заведующего отделом агитации и пропаганды Н. Мандельштама и секретарей райкомов М. Рютина и М. Пеньковского. На конференции досталось и Бухарину за его статью "Заметки экономиста". Рыков и Томский не предприняли серьезных усилий, чтобы защитить своих союзников. 27 ноября сам Угланов "по просьбе партийного актива" был снят с поста и заменен Молотовым. Московская организация перешла под контроль Сталина.

Это была важная победа перед ноябрьским пленумом ЦК, где обсуждался вопрос о хозяйственных планах и правом уклоне. Вернувшись из отпуска, Бухарин шесть часов ругался со Сталиным, но в конце концов "сказал, что он не хочет драться, ибо драка вредна для партии, хотя для драки все уже готово. Если драка начнется, то вы нас объявите отщепенцами от ленинизма, а мы вас — организаторами голода". Обвинение Бухарина оказалось верным, но воли к проведению своей линии у него не было. Три правых члена Политбюро, Бухарин, Рыков и Томский подали в отставку в знак протеста против проводимой большинством кадровой чистки. Они утверждали, что в таких условиях просто невозможно работать. Сталин успокаивал и в то же время убеждал, метод отставок — не большевистский. Нельзя шантажировать товарищей отставкой. Надо решить дело по-хорошему. Орджоникидзе, не понимавший принципиальность разногласий между Сталиным и Бухариным, пытался сделать все возможное, чтобы помирить стороны. В результате Рыков и Томский взяли заявления назад. Открытая дискуссия между сторонниками Сталина и правыми не развернулась. Бухарин, не взявший заявление об отставке назад, счел за лучшее уклониться от участия в пленуме, но написал проект резолюции, который лег в основу проекта Политбюро. В своем проекте Бухарин и поддержавший его Рыков выступали за форсированные темпы индустриализации. Проект лишь предлагает "сузить фронт" строительства тяжелой промышленности (уменьшить количество планируемых заводов), чтобы сэкономить средства и время строительства. Но уже в проекте эта экономия сводится на нет, так как предлагается обратить особое внимание и на черную металлургию, и на сельскохозяйственное машиностроение, и о текстиле не забыть. Фронт снова расширился, а при обсуждении на пленуме, когда руководители ведомств и регионов стали лоббировать "свои" стройки, об экономии стало говорить и вовсе невозможно. Ведь каждый делегат держал в голове: чем выше темпы роста, тем легче "пробить" свой проект. Ведомственные интересы, ажиотаж великих строек определяли настроение партийной элиты в это время.

На ноябрьском пленуме доклады о хозяйственных задачах читали сразу три человека: председатель Совнаркома А. Рыков, председатель Госплана М. Кржижановский и председатель ВСНХ В. Куйбышев. Резких различий между докладами не было, но сам факт выдвижения трех содокладчиков подтверждал — в большевистском руководстве идет борьба.

Выступление Сталина было "гвоздем" пленума. Он выдержал речь в примирительном тоне, одобрительно ссылался на Рыкова, подчеркивал единство в Политбюро и Совнаркоме. Но при этом, ссылаясь на Петра I и Ленина, Сталин убеждал, что необходимо срочно "догнать и перегнать передовые капиталистические страны в технико-экономическом отношении", чтобы снять угрозу экономической зависимости от них.

Пленум утвердил напряженный бюджет, который должен был вырасти на 20% при росте национального дохода только на 10%. Темпы индустриального строительства должны были быть сохранены (речь не шла об их быстром росте). Резолюция пленума ставила задачу "борьбы на два фронта — как против правого, откровенно оппортунистического уклона, так и против социал-демократического, троцкистского, "левого", т.е. по существу тоже правого, но прикрывающегося левой фразой, уклона от ленинской линии". Резолюция представляла собой компромиссе между сталинцами и правыми коммунистами. Решающее столкновение произошло в 1929 году.

Александр Шубин

Александр Шубин

Лилия Антипова (Перевод)