Einführung: EMNID: ''Der Wandel der Erziehungsziele in der Bundesrepublik Deutschland, 1951-1998''

Aus 1000 Schlüsseldokumente
Wechseln zu: Navigation, Suche


Детлеф Зигфрид


Социально-структурная и социально-культурная перестройка 50-х–60-х гг. изменила не только материальные условия существования, но и мнения и ряд базовых установок. Социология реагировала на это уже в 70-х гг. и даже констатировала – частично с восторгом, частично с сожалением – радикальные изменения традиционных ментальных ценностей. В какой степени «ценности» – устойчивые и лишь постепенно меняющиеся смыслообразующие модели – кардинально обрушились за столь короткое время, с историографической точки зрения можно оценить лишь приблизительно. Причина не только в том, что представления о ценностях трудно поддаются измерению, но и в том, что сопоставительные данные в большинстве случаев доступны только сначала 50-х гг.

Хотя глубина, темп и формы изменения ценностей трактуются по-разному, имеется широкий консенсус относительно того, что в результате роста благосостояния, формирования более открытого общества и повышения уровня образования приобрели и, по меньшей мере, до середины 70-х гг. сохраняли большое значение «постматериалистические ценности». Под ними подразумеваются основополагающие ориентиры, направленные не на удовлетворение материальных потребностей, а на улучшение качества жизни в смысле самореализации и партисипации.

Когда в начале 60-х гг. по окончании этапа реконструкции такие базовые потребности, как питание и жилье были удовлетворены, внешняя безопасность гарантирована устоявшейся государственной системой, а блоковое противостояние в Холодной войне ослабло благодаря политике разрядки, выросла не только готовность к политической и культурной либерализации. В такой же степени выросла заинтересованность граждан Германии теми аспектами повседневной жизни, которые не были непосредственно связаны с выживанием. Ценность принятия заданных традиционных авторитетов утратила свое значение, в то время как ценность саморазвития приобрела вес. Этот процесс плюрализации, т. е. выделение менее развитых ранее моделей «смысла, жизни и возможностей»[1], был вызван сокращением рабочего дня. Данная тенденция настолько сместила баланс между работой и отдыхом, что современники даже говорили о возникновении «общества досуга».

Для осознания этой исторически беспрецедентной ситуации едва ли можно было прибегнуть к опыту старших поколений или ориентироваться на традиционную социально-нравственную среду. К тому же происходило ослабление межклассовых, межрелигиозных, региональных и семейных связей. От отдельного человека, таким образом, требовалось все больше самостоятельности. Для самостоятельного принятия решений стало больше возможностей за счет расширения индивидуального опыта и горизонта рефлексии, вызванных распространением медиа, особенно телевидения, автомобилизацией и усовершенствованием образовательной системы.

С социологической точки зрения, 60-е гг. рассматриваются как критическая фаза социального перелома. Находясь под впечатлением от этих трансформаций и непосредственно перед началом «нефтяного кризиса», американский социолог Даниел Белл провозгласил зарождение «постиндустриального общества». В 1968 г. Лесли Фидлер объявил «смерть модерна» в литературе и ввел понятие «постмодернизма» – повсеместно подхваченный термин, обозначавший культурный перелом. По мнению Ульриха Бека, 60-е гг. положили начало ключевым процессам, приведшим ко «второму модерну»: усилению индивидуализации и осознанию побочных эффектов «простой» модернизации.

Эмпирические социальные исследования также указывают на «длинные шестидесятые» как на критическую фазу изменения ценностей. Данные опросов, регулярно проводившихся в западной Германии в форме репрезентативных выборок такими институтами изучения общественного мнения как EMNID, Divo или Институтом демоскопии в Алленсбахе, позволили Хельмуту Клагесу датировать начальную фазу ценностных изменений периодом 1963 – 1965 гг., а также констатировать «сдвиг системы ценностей», продолжавшийся примерно до 1975 г. Завершился он, по мнению Клагеса, поскольку, с одной стороны, изменились рамочные экономические условия (так, в 1974 г. разразился мировой экономический кризис). С другой стороны, население «утолило жажду» в переменах. Далее имели место лишь ситуативные колебания внутри фундаментальной плюрализированной системы ценностей. Другие социологи в целом поддерживают эту периодизацию, некоторые отмечают, что не ценностные перемены явились следствием магической даты «1968», а что «1968» стал следствием набравшего обороты сдвига системы ценностей.

По отношению к экономическим и социально-культурным преобразованиям изменение ценностей шло не параллельно им, а с запозданием. Обществу понадобилось некоторое время, чтобы увидеть начавшиеся еще в 50-х гг. радикальные изменения материальных отношений, путем зачастую напряженных дискуссий договориться об их значении и постепенно определить условия их языкового и практического использования.

Прежде всего это было связано с тем, что представления о ценностях у индивидов и групп общества менялись в разных масштабах и с разной скоростью. Различия зависели от возраста, уровня образования, пола, места проживания, религии и социального статуса. Историками были выделены несколько ключевых точек для ответа на вопрос о последствиях, произошедших в 50-е гг. «восстановлении и модернизации»[2] для взглядов и представлений о ценностях у западных немцев. Обеспечение предметами потребления, туризм, повышение уровня образования, но также политические и экономические события как, например, война в Вьетнаме, рецессия 1966 г. или смена правительства 1969 г., по-разному влияли на изменение ценностей у разных групп населения.

Задержки и временные сдвиги наблюдались постоянно и по-разному трактовались современниками. Один из наиболее обсуждаемых конфликтов проходил по линии поколений: в то время как младшие поколения считали изменившиеся условия естественными и ориентировались на них в своих буднях, старшим приходилось приспосабливаться, далеко не все были к ним готовы в равной степени. В 1969 г. EMNID, ссылаясь на многочисленные данные социологических исследований постановил: «По прошествии двух третей столетия все отчетливее фундаментальные перемены, происходящие в нашем обществе. В приоритете организация досуга, потребление и благосостояние; сознание не успевает перестроиться под реальные изменения в этих областях; молодежь, которая без проблем приспособилась к новому времени, первой изменила свою картину мира.»

Это можно наблюдать также в смене воспитательных целей. Если сравнить результаты опросов между различными возрастными группами, то в самых молодых группах респондентов значительно большее предпочтение отдается «самостоятельности и свободной воле». В 1957 г. и 1965 г. за это высказались 42 %, в 1967 г. – 47 %. В 1974 г. их доля составила 71 %, т. е. на 18 % больше, чем в среднем по населению[3]. Если дифференцировать по уровню образования, то выясняется, что одобрение этих воспитательных целей обратно пропорционально возрасту и прямо пропорционально уровню образования. В 1974 г. выражали согласие с этими целями 73 % выпускников народных школ от 16 до 24 лет, 82 % их сверстников выпускников реальных школ и 91 % выпускников гимназий.[4] С учетом последних в авангардной группе ценностных перемен поддержка новых целей почти на 40 % превышала показатель в среднем по населению.

Наблюдения за серьезными противоречия 60-х гг. не только показывают существенную напряженность внутри общества. Но также демонстрируют, что изменения ценностей происходили не абстрактно, а – даже если и в кильватере социально-культурных структурных изменений – осуществлялись вопреки препятствиям и традиционным догмам. Это особенно беспокоило молодых интеллигентов, которые часто ставили конфликт поколений в центр дебатов вокруг либерализации общества и в то же время извлекали наибольшую пользу из растущего одобрения обществом большей самостоятельности.

  1. Klages, H. Traditionsbruch als Herausforderung: Perspektiven der Wertewandelsgesellschaft. Frankfurt a. M./New York: Campus, 1993.
  2. Modernisierung im Wiederaufbau: die westdeutsche Gesellschaft der 50er Jahre / под ред. A. Schildt, A. Sywottek. Bonn: Dietz, 1998.
  3. Reuband, K.-H. Von äußerer Verhaltenskonformität zu selbständigem Handeln: Über die Bedeutung kultureller und struktureller Einflüsse für den Wandel in den Erziehungszielen und Sozialisationsinhalten // Wertwandel – Faktum oder Fiktion? / под ред. H. O. Luthe, H. Meulemann. Frankfurt a. M.: Campus, 1988, с. 73–97.
  4. Прим. перев.: Народные школы (Volksschulen), разделившиеся впоследствии на начальную (Grund-) и основную (Haupt-) школы. После нее можно было поступить в профессиональную школу. Реальные школы (Realschulen) – промежуточная ступень между народными школами и гимназиями, дававшая расширенное общее образование (erweiterte Allgemeinbildung). После ее окончания можно было поступать в средние технические учебные заведения. Задачей гимназий было дать углубленное общее образование. Аттестат об окончании гимназии давало право на поступление в вуз.
вверх