Einführung:Gründungsurkunde der Allrussländischen Obersten Macht
Im Sommer 1918 hatte die Tschechoslowakische Legion] wichtige Städte an der Mittleren Wolga von der Roten Armee zurückerobert. Vor diesem Hintergrund sollten etwa 170 Delegierte in Ufa ein gemeinsames politisches und militärisches Programm ausarbeiten und verabschieden. Nominell repräsentierten sie über zwanzig Regionalregierungen auf dem Territorium des ehemaligen Zarenreiches sowie die wichtigsten nichtbolschewistischen Parteien, Wirtschaftsvereinigungen, Selbstverwaltungsorgane und Kosakenverbände. Am stärksten vertreten waren jedoch die Regierungen von Samara und Omsk, deren kontroverse Standpunkte deshalb auch die Konferenz beherrschten.
Wichtigstes Ergebnis der gut zweiwöchigen Verhandlungen dieser „Staatskonferenz“ war die Bildung einer „gesamtrussischen“ Regierung. Dieses Direktorium umfasste fünf Mitglieder. Allerdings waren die Vertreter der Südregierung in Ekaterinodar bzw. der Nordregierung in Archangel‘sk, der Konstitutionelle Demokrat (Kadett) N. I. Astrov und der gemäßigte Volkssozialist N. V. Čajkovskij, in Abwesenheit gewählt worden und lehnten später eine Mitwirkung im Direktorium ab. Da überdies der als Stellvertreter vorgesehene populäre General M. V. Alekseev am 8. Oktober 1918 im Kampf fiel, fehlte der „Koalition“ von Beginn an eine personelle Verankerung in zwei wichtigen Zentren der sehr brüchigen Front gegen Sowjetrussland. So bestand die Regierung unter dem Vorsitz des gemäßigten Sozialrevolutionärs N. D. Avksent’ev aus dem Konstitutionellen Demokraten V. A. Vinogradov, dem ehemaligen Sozialrevolutionär und späteren Parteigänger der Kadetten P. V. Vologodskij, dem Sozialrevolutionär V. M. Zenzinov sowie dem parteilosen General V. G. Boldyrev.
Formal hatten sich damit die Befürworter einer kollektiven Führung gegenüber den Anhängern einer Diktatur durchgesetzt. Einem wirklichen Konsens stand jedoch entgegen, dass die Sozialisten (Sozialrevolutionäre, Vertreter der Regionalduma Sibiriens, des Bundes der Städte und ländlichen Selbstverwaltungsorgane sowie einzelne Glossar:Menschewiki) darauf beharrten, dass die Anfang 1918 von den Bolschewiki aufgelöste Konstituierende Versammlung (Konstituante) die einzige Legitimationsbasis einer Regierung für ganz Russland sei. Dies sollte allerdings nur gelten, wenn bis zum 1. Januar 1919 ein Quorum von 250 Mitgliedern der Konstituante (d. h. etwa ein Drittel der tatsächlich gewählten Abgeordneten, deren Gesamtzahl aufgrund unvollständiger Listen mit 767 bis 786 angegeben wurde) erreicht werden konnte. Doch auch im anderen Fall blieb die Möglichkeit, bis zum 1. Februar 1919 wenigstens 170 Abgeordnete (weniger als ein Viertel) zu versammeln, um dieser umstrittenen Lösung zum Durchbruch zu verhelfen.
Ungeachtet dieser Vereinbarung trafen sich jedoch parallel zur Staatskonferenz in Ufa etwa 100 sozialrevolutionäre Mitglieder der Konstituante in Ekaterinburg und erklärten gemeinsam mit dem Großteil der Führung des „Komitees der Mitglieder der Konstituierenden Versammlung“ (Komuč), das sich als legitime Repräsentanz der Konstituante ausgab, dass sie alle Beschlüsse der Staatskonferenz und des Direktoriums nicht anerkennen würden. Dieser innere Bruch schwächte das sozialistische Lager gegenüber den erstarkenden Nationalkonservativen, um die sich in Omsk militärische Kräfte scharten. Dadurch gelang es der noch nicht aufgelösten Provisorischen Regierung Sibiriens, dem Direktorium den Zugriff auf beträchtliche Finanzmittel zu verwehren, die nicht zuletzt für den Aufbau einer funktionsfähigen Verwaltungsstruktur benötigt wurden.
Die Gruppen des rechten Flügels, die sich aus Vertretern der Provisorischen Regierung Sibiriens, der Konstitutionellen Demokraten (Kadetten), der Kosaken und der sozialdemokratischen Gruppe „Edinstvo“ zusammensetzten, hatten in Ufa zwar die Rückbindung an die „alte“ Konstituante nicht verhindern können, betrachteten diese aber weiterhin als nicht mehr repräsentativ. Als das Direktorium wenig später vor der Roten Armee nach Omsk, der Hauptstadt der Konservativen und der radikalen Rechten Sibiriens, ausweichen musste, verengte sich sein Handlungsspielraum weiter. Mit seinen programmatischen Leitsätzen identifizierte sich kein Lager vorbehaltlos, weil sie nicht als Kompromiss ausgehandelt worden waren und deshalb trotz des erkennbaren Bemühens um eine Ausbalancierung der Interessen und eine Mäßigung radikaler Forderungen letztlich niemanden zufrieden stellten. Die Autoren hatten schwer vereinbare Forderungen der beiden Hauptflügel nur lose aneinandergereiht. Beispielsweise sollte es einer „entpolitisierten“ Armee unter der Führung von – meist antisozialistisch eingestellten Offizieren – obliegen, für „Demokratie“, bürgerliche Freiheiten, Recht und Ordnung, regionale Autonomie und „national-kulturelle Selbstbestimmung“ zu kämpfen. Die einen befürchteten eine Neuauflage des wenig entschlussfreudigen Kerenskij-Regimes von 1917. Andere verglichen die Staatskonferenz von Ufa mit der äußerlich prunkvolleren, im Ergebnis aber folgenlosen Moskauer Staatskonferenz vom August 1917.
In der Wirtschaftspolitik standen sozialrevolutionäre Positionen neben Bekenntnissen zum privaten Unternehmertum und zu ausländischen Investitionen. Der Staat sollte auf das Getreidemonopol mit Fixpreisen verzichten, die Kontrolle über Industrie und Handel sowie über die Verteilung von Mangelprodukten aber beibehalten. Die Bauern erhielten das Nutzungsrecht für das von ihnen bestellte Land, wurden aber zugleich auf eine endgültige Lösung der Bodenfrage durch die Konstituierende Versammlung vertröstet. Die Passagen zur Arbeiterpolitik spiegeln einerseits unverhohlene Kritik an den ruinösen Zuständen in den Fabriken bzw. an den Folgen der revolutionären Selbstverwaltung der Betriebe durch die Beschäftigten wider. Andererseits ist der Versuch erkennbar, zwischen Unternehmer- und Arbeiterinteressen zu vermitteln.
Das Direktorium von Ufa war eine kurzlebige, aber wegweisende Etappe der antibolschewistischen Herrschaftsbildung im Bürgerkrieg. Mit ihm erreichte der Einfluss der Mehrheitspartei der Sozialrevolutionäre einen letzten Höhepunkt, bevor sie im Herbst 1918 vollends aus den Machtzentren verdrängt wurde. Das Ziel des im Frühjahr 1918 im Moskauer Untergrund entstandenen Bundes für die Wiedergeburt Russlands, unter Führung der Sozialisten eine breite Einigungsbewegung aller nichtbolschewistischen Kräfte und mit ihr einen Ring von Gegenregierungen um das von den Bolschewiki gehaltene Kerngebiet Russlands zu schaffen, fand in den Regionen nicht die erhoffte Unterstützung. Im Süden blieb das Echo sogar gänzlich aus. Doch auch die im Sommer 1918 noch möglich erscheinende militärische Frontlinie vom Weißen Meer im Norden über die Wolga-Ural-Region bis nach Sibirien konnte nicht geschlossen werden. So blieben den Sozialrevolutionären nur wenige Wochen, um ihr Konzept einer „russischen revolutionären Demokratie“ auf einem begrenzten Territorium an der Mittleren Wolga zu erproben, bevor die Rote Armee das Gebiet wieder unter ihre Kontrolle brachte.
Bereits zwei Tage nach Beginn der Staatskonferenz fiel Kazan’ wieder in die Hände der Bolschewiki. Simbirsk folgte wenig später. Die Flucht des Direktoriums nach Omsk in Westsibirien war bereits ein Zugeständnis an die Konservativen. Doch wäre auch ein Umzug nach Ekaterinburg prekär gewesen, weil dort der bereits erwähnte Kongress der Mitglieder der Konstituante und die mit den Sozialrevolutionären sympathisierende Tschechoslowakische Legion dem Kompromiss von Ufa ablehnend gegenüberstanden. In Omsk bereitete ein Putsch unter Admiral A. V. Kolčak am 18. November 1918 dem Direktorium ein Ende. Führende Mitglieder der sozialistischen Parteien wurde nach der Inhaftierung ins Exil getrieben, während die Organisationen fortan kaum weniger entschieden bekämpft wurden als die Bolschewiki. Die Diktatur des Admirals wurde von den alliierten Interventionsmächten, wenn auch mit Vorbehalten, stärker unterstützt als andere Gegenregierungen. Auch die Südregierung unter General A. I. Denikin sah sich schließlich zu einer formellen Anerkennung Kolčaks als Obersten Regenten gedrängt. Omsk war nun zum Zentrum des Kampfes gegen die Bolschewiki geworden.
Damit war das Komuč mit seinem Versuch, die „alte“ Konstituante wiederzubeleben und eine legitime Nachfolgebehörde für die im Oktober 1917 gestürzte Provisorische Regierung zu schaffen, endgültig gescheitert. Das Konzept der Sozialrevolutionäre von einer genuin russischen demokratischen Alternative zu den Bolschewiki hatte sich unter den Bedingungen des eskalierenden Bürgerkriegs als illusorisch erwiesen. Zum einen zeigte sich die Partei der militärischen Entschlossenheit und dem Rigorismus sowohl der Bolschewiki auf der Linken als auch der staatsorientierten Kräfte auf der Rechten organisatorisch unterlegen. Zum anderen mangelte es ihrer Strategie eines „dritten Weges“ zwischen „roter“ und „weißer“ Diktatur an einer kritischen Einschätzung der Gegebenheiten. Selbst in den Hochburgen an der Mittleren Wolga verweigerten ihnen die Bauern die Gefolgschaft, wenn sie für ein abstraktes Ziel wie die Wiedereinberufung der Konstituierenden Versammlung mobilisiert werden sollten oder wenn die sozialistische Regierung von Samara eine Revision der „wilden“ Landaneignungen ankündigte, um die Anarchie in der Landwirtschaft und die sinkende Produktivität zu bekämpfen. Ohne aktive bäuerliche Massenbasis besaßen die Sozialrevolutionäre aber keine Startvorteile gegenüber den vielen konkurrierenden Kräften um die Vorherrschaft im Kampf gegen die Bolschewiki. Sie mussten sich schließlich dem militärischen Übergewicht der in Sibirien entstandenen Regionalmacht beugen.
Die Gründungsakte von Ufa spiegelt den komplexen Prozess der politischen Machtbildung und der programmatischen Orientierung nach dem revolutionären Zerfall des Zarenreiches in einer der wichtigsten Regionen des russischen antibolschewistischen Widerstandes wider. Da keine Einigung auf einen Minimalkatalog aktueller Aufgaben erreicht worden war, lasen die zerstrittenen Gruppen nur das aus dem Dokument heraus, was ihren eigenen Interessen entsprach. Die Auflösung der alten Parteibindungen beschleunigte sich. Die Partei der Sozialrevolutionäre, die sich bereits im November 1917 in einen kleineren linken und in einen mehrheitlichen rechten Flügel gespalten hatte, stürzte in weitere Fraktionskämpfe. War schon die sozialrevolutionäre Regierung, die am 24. September 1918 von der Roten Armee aus Samara vertrieben wurde, den Radikalen in den eigenen Reihen zu wenig revolutionär und den Gemäßigten zu radikal erschienen, so geriet das Direktorium von Ufa erst recht zwischen alle Fronten.
Ein führender Sozialrevolutionär, A. A. Argunov, beschrieb die fortschreitende Radikalisierung des Bürgerkriegs vereinfachend mit den Worten, die Sozialisten hätten sich in einem Abwehrkampf gegen „zwei Bolschewismen“ befunden, nämlich gegen die linke Tyrannei der Bolschewiki und gegen die rechte Militärdiktatur der „staatlichen Kräfte“. Den Sozialrevolutionären sei es jedoch nicht gelungen, die Mitte zwischen diesen Polen programmatisch zu füllen und organisatorisch zu stabilisieren.
Летом 1918 года Чехословацкий корпус отбил у Красной Армии крупные города в Среднем Поволжье. На этом фоне около 170 делегатов, съехавшихся в Уфу, призваны были выработать и принять совместную политическую и военную программу. Номинально они представляли более двадцати региональных правительств на территории бывшей царской империи, а также крупнейшие небольшевистские партии, экономические союзы, органы самоуправления и казачьи соединения. Но наиболее широко были представлены в Уфе правительства из Самары и Омска, поэтому противоречия между ними в наибольшей степени определяли ход совещания.
Важнейшим итогом двухнедельных дебатов на этом Государственном совещании стало формирование «всероссийского» правительства – т. н. Уфимской директории, состоявшей из пяти членов. Правда, представители южного (из Екатеринодара) и северного (из Архангельска) правительств – соответственно конституционный демократ (кадет) Н. И. Астров и умеренный народный социалист Н. В. Чайковский – были избраны заочно, впоследствии они отказались от участия в Директории. Поскольку авторитетный генерал М. В. Алексеев, который должен был занять пост заместителя председателя правительства, 8 октября 1918 г. погиб, в «коалиции» с самого начала не оказалось персональных представителей от этих двух центров, важных для удержания общей линии фронта против Советов. В итоге в правительство под председательством умеренного эсера Н. Д. Авксентьева вошли конституционный демократ В. А. Виноградов, бывший эсер / затем сторонник кадетов П. В. Вологодский, эсер В. М. Зензинов и беспартийный генерал В. Г. Болдырев.
Формально проводники коллективного руководства взяли верх над сторонниками диктатуры. Однако препятствием на пути к подлинному консенсусу между ними было то обстоятельство, что социалисты (эсеры, представители региональной Сибирской думы, Союза городов и сельских органов самоуправления, отдельные меньшевики) настаивали, чтобы Учредительное собрание, разогнанное большевиками в начале 1918 года, стало единственной легитимной базой для создания всероссийского правительства. Но это могло произойти, только если бы к 1 января 1919 г. был достигнут кворум из 250 членов Учредительного собрания (это около трети избранных на Учредительное собрание делегатов, общее число которых, согласно неполным спискам, составляло от 767 до 786 человек). Так или иначе, еще была возможность собрать к 1 февраля 1919 года по меньшей мере 170 делегатов Учредительного собрания (менее четверти от общего их числа), чтобы закрыть этот вызывавший споры вопрос.
Однако несмотря на, казалось бы, достигнутое соглашение, параллельно этому проходившему в Уфе совещанию в Екатеринбурге собрались около 100 эсеров-членов Учредительного собрания и вместе с большинством из руководства Комитета членов Учредительного собрания (Комуча), утверждавшего себя в качестве его легитимного репрезентанта, заявили, что не признают никаких решений Уфимского Государственного совещания / Директории. Этот внутренний раскол ослабил позиции социалистов в сравнении с набиравшими силу национал-консерваторами, вокруг которых в Омске накапливались воинские силы. В результате еще не распущенному к тому времени Временному Сибирскому правительству удалось лишить Директорию доступа к значимым финансовым ресурсам, необходимым ей в т. ч. для создания дееспособной структуры управления.
Представители правого крыла участников Государственного совещания в Уфе, – а к нему относились делегаты от Временного Сибирского правительства, кадетов, казаков и социал-демократической группы «Единство», – не могли препятствовать привязке новообразованного правительства к «старому» Учредительному собранию. Однако они не рассматривали Учредительное собрание как единственное легитимное репрезентативное. А когда Директории пришлось позднее бежать от Красной Армии в Омск, столицу консервативных сил и правых радикалов Сибири, то его пространство для действий сузилось еще больше. Ни один политический лагерь не идентифицировал себя безоговорочно с руководящими принципами Директории, поскольку те не были согласованы в качестве компромисса, а потому никого в конечном итоге не удовлетворяли, несмотря на все усилия сбалансировать разные интересы и умерить радикальные требования. Плохо согласуемые позиции двух основных противостоявших большевикам политических сил были просто механически соединены. Так, «деполитизированная» армия под руководством офицеров, в основном не принявших программных требований социалистов, должна была сражаться за «демократию», гражданские свободы, закон и порядок, региональную автономию и «национально-культурное самоопределение». Некоторые опасались, что Директория станет новой редакцией нерешительного режима Керенского 1917 года. Другие сравнивали Государственное совещание в Уфе с Государственным совещанием в Москве в августе 1917 года, даже более репрезентативным, однако тогда это не закончилось в результате ничем.
В области экономической политики позиции эсеров склонялись к поддержке частного предпринимательства и иностранных инвестиций. Государству, по их мнению, следовало отказаться от хлебной монополии с фиксированными ценами, но сохранить за собой контроль над промышленностью и торговлей, а также над распределением дефицитных продуктов. Крестьяне должны были получить право пользования обрабатываемой ими землей, однако окончательное решение по поводу земельного вопроса должно было принять Учредительное собрание. Что касалось взглядов эсеров в отношении рабочих, то, с одной стороны, они открыто критиковали вредные/тяжелые условия производства, следствием которых было возникновение органов революционного самоуправления рабочих на предприятиях, с другой стороны, они, как это явствует из их манифестов, рассчитывали стать посредниками в разрешении конфликта интересов предпринимателей и рабочих.
Уфимская директория явилась краткосрочным, но показательным этапом в организации органов власти, альтернативных большевистским, в годы гражданской войны. Влияние эсеров, – а они представляли в Директории большинство, – достигло на этом этапе своего пика, прежде чем осенью 1918 года их полностью вытеснили из центров власти. Целью возникшего в московском подполье весной 1918 года Союза возрождения России было создание под руководством социалистов широкого движения по объединению всех небольшевистских сил, а с этим кольца небольшевистских правительств вокруг удерживаемого большевиками центра России. Однако в регионах эта инициатива не нашла той поддержки, на которую социалисты надеялись. На юге России она даже не отозвалась эхом. Казавшуюся еще летом 1918 года возможной единую линию военного противостояния большевикам от Белого моря на севере через Волго-Уральский регион до Сибири выстроить не удалось. Так что в распоряжении эсеров оставалось лишь несколько недель, чтобы опробовать свою концепцию «русской революционной демократии» на ограниченной территории Среднего Поволжья, пока Красная Армия снова не вернула ее под свой контроль.
Всего через два дня после начала Государственного совещания в Уфе Казань снова оказалась в руках большевиков. Вскоре они захватили Симбирск. Последовавшее за этим бегство Директории в Омск в Западную Сибирь стало уступкой лагерю консерваторов. Но вариант с возможным переездом Директории в Екатеринбург вселял еще бóльшие сомнения, поскольку упомянутый выше екатеринбургский съезд членов Учредительного собрания и симпатизировавший эсерам Чехословацкий корпус не приняли уфимского компромисса. Переворот под руководством адмирала А. В. Колчака в Омске 18 ноября 1918 года положил конец Директории. Ведущие члены социалистических партий были после ареста высланы, и с объединениями социалистов с тех пор боролись едва ли не менее энергично, чем с большевиками. Пусть и с оговорками, но диктатура адмирала Колчака получила со стороны союзных сил интервентов бóльшую поддержку, чем другие боровшиеся с большевиками правительства на территории России. И даже правительство юга России, которое возглавлял генерал А. И. Деникин, склонялось к формальному признанию Колчака в качестве верховного правителя России. Омск стал центром борьбы с большевиками.
Таким образом, Комуч окончательно потерпел неудачу в своей попытке возродить «старое» Учредительное собрание и создать легитимную власть, которая выступила бы преемницей Временного правительства, свергнутого в октябре 1917 года. Концепция эсеров о подлинно русской демократической альтернативе большевистскому режиму оказалась иллюзорной в условиях обострявшейся гражданской войны. С одной стороны, в организационном плане, что касалось решительных военных действий и жесткости, партия эсэров уступала как большевикам слева, так и ориентированным на государство правым силам. С другой стороны, их стратегии «третьего пути» между «красной» и «белой» диктатурой явно недоставало критической оценки происходящего. Даже там, где их позиции были наиболее сильны, а именно в Среднем Поволжье, крестьяне отказывались следовать за ними, когда их пытались мобилизовать во имя некой абстрактной цели, например, повторного созыва Учредительного собрания, или когда социалистическое правительство Самары объявило о ревизии практики «дикого» захвата земель, имея в виду преодолеть анархию в сельском хозяйстве и снижение его производительности. Без активной массовой поддержки со стороны крестьян эсеры не имели в борьбе с большевиками никаких стартовых преимуществ перед многими конкурировавшими с ними политическими силами. В конце концов, им пришлось подчиниться военному диктату повсеместно возникавших в Сибири региональных правительств.
Акт об образовании Уфимской директории отражает сложный процесс формирования политической власти и программной политической ориентации в одном из важнейших регионов антибольшевистского сопротивления после распада царской империи. Поскольку в Уфе так и не было достигнуто соглашение по минимальному перечню задач, стоявших перед учредителями Директории, разно ориентированные в политическом отношении группы видели в этом документе лишь то, что отвечало их собственным интересам. Распад старых партийных объединений ускорился. Партия эсеров, которая уже в ноябре 1917 года раскололась на менее многочисленное левое крыло и правое большинство, погрузилась в дальнейшую фракционную борьбу. Если правительство эсеров, изгнанное 24 сентября 1918 года из Самары Красной Армией, казалось радикалам из рядов эсеров недостаточно революционным, а умеренным – слишком радикальным, то Уфимская директория оказалась в еще большей ловушке между всеми фронтами.
Упрощая ситуацию, один из видных эсеров А. А. Аргунов охарактеризовал прогрессировавшую радикализацию гражданской войны так: социалисты вели оборонительную борьбу против «двух большевизмов», а именно, собственно, против левой тирании большевиков и против правой военной диктатуры «государственников». В программном отношении эсерам не удалось заполнить середину между этими полюсами и стабилизировать ее в организационном плане.