Rede Adolf Hitlers bei der Eröffnung des neu einberufenen Reichstags (Tag von Potsdam)
Hitlers Regierungserklärung präsentierte sich als politisches Versöhnungsprogramm, dessen maßvoller Charakter die Akzeptanz der nationalsozialistischen Koalitionsregierung im konservativen Lager erhöhte. Sie beglaubigte vordergründig die verbreitete Hoffnung, das nationalsozialistische Gewaltpotential zähmen zu können. Zugleich verstärkte sie dank der geschickten Regie des im ganzen Reich begangenen „Tages von Potsdam“ die Dynamik der Massenakklamation, die die Machtbasis von Hitlers konservativen Koalitionspartnern rasch erodieren ließ und dem NS-Regime innerhalb weniger Wochen die totale Macht sicherte.
Официальное заявление Гитлера представляет собой программу политического соглашательства, умеренный характер которой способствовал росту признания правительства национал-социалистической коалиции в консервативном лагере. Сделанное в рамках «дня Потсдама» заявление углубило широко распространенную надежду на то, что удастся обуздать национал-социалистический потенциал насилия. Благодаря стратегически умелой организации «дня Потсдама», праздновавшегося во всем рейхе, оно одновременно способствовало росту поддержки режима в массах. Это привело к стремительной эрозии основ политического могущества партнеров Гитлера по коалиции из числа консерваторов и в течение нескольких недель обеспечило тотальную власть национал-социалистическому режиму.
Mit seiner Regierungserklärung am 21. März 1933 in der Potsdamer Garnisonkirche trat Reichskanzler Adolf Hitler knapp sieben Wochen nach dem Antritt seiner Kanzlerschaft zum ersten Mal vor den deutschen Reichstag. Doch kam der Zäsurcharakterdes „Tages von Potsdam“ in der blass bleibenden Rede inhaltlich kaum zum Ausdruck. Hitlers Ausführungen variierten ein allgemein gehaltenes Bekenntnis zur Verschmelzung von ‚alter Größe und junger Kraft’ und kreisten darum, den politischen Neuanfang in die Traditionslinien der deutschen Nationalgeschichte einzugliedern. Nur wenige Andeutungen etwa auf den ‚eisernen Zwang’ der Tagesnot und die ‚Unschädlichmachung’ politischer Gegner ließen das Gewaltpotential des nationalsozialistischen Regimes durchschimmern; im Übrigen beschränkte Hitler sich auf vage Willensbekundungen zur Überwindung bisheriger sozialer und politischer Schranken nach innen und zur Aussöhnung mit den einstigen Kriegsgegnern nach außen. Reichstagsabgeordnete aller Parteien – mit Ausnahme der für vogelfrei erklärten KPD-Vertreter und der geschlossen ferngebliebenen Fraktion der Sozialdemokraten – hörten zusammen mit dem Reichspräsidenten Paul von Hindenburg eine Regierungserklärung, die auf eine erfolgreiche Verbindung von brauner Massenbewegung und deutschnationalen Eliten zur Überwindung von Parlamentarismus und ‚Weimarer System’ schließen ließ.
Der eigentliche Charakter der Regierungserklärung Hitlers vom 21. März wird erst aus ihrem historischen Kontext heraus erkennbar. Die Wochen seit dem 30. Januar 1933 waren geprägt von einer pseudolegalen Bemäntelung der rasch voranschreitenden Machtergreifung, in der der Terror von rechts insbesondere mit der Schaffung einer nationalsozialistischen Hilfspolizei in Preußen und der auf den Reichstagsbrand vom 27. Februar 1933 folgenden „Notverordnung zum Schutze von Volk und Staat“ staatliche Legitimation fand. Während sich Hitler im Kabinett zu dieser Zeit noch einer Mehrheit von Nicht-Nationalsozialisten gegenübersah, die auf den Rückhalt Hindenburgs rechneten, verschob die vom Straßenterror unterstützte staatliche Verfolgung politischer Gegner das politische Kräfteverhältnis schon entscheidend, noch bevor die halbfreien Reichstagswahlen vom 5. März die parlamentarische Machtbasis der Nationalsozialisten, die 43,9 % der Stimmen erreichten, weiter verbreitete. Zusammen mit ihrem deutschnationalen Koalitionspartner vermochte die NSDAP nun eine von präsidialen Vollmachten unabhängige Koalitionsregierung zu bilden, besaß aber nicht die für eine Verfassungsänderung benötigte Zweidrittelmehrheit, um die Weimarer Republik auf legalem Wege in eine Diktatur zu verwandeln.
Hierzu bedurfte es parallel zur Gleichschaltung der Länder, die sich in den kommenden Wochen vollzog, eines Ermächtigungsgesetzes, das die Billigung des gesamten bürgerlichen Lagers fand. Die Eröffnung des neugewählten Reichstags am 21. März 1933 bot eine besondere Möglichkeit, den Widerstand gegen eine parlamentarische Selbstentmachtung weiter zu schwächen. Da der ausgebrannte Reichstag als Tagungsraum nicht zur Verfügung stand, nutzte die Reichsregierung die Gelegenheit, um die Eröffnungsfeier nach Potsdam in die Garnisonkirche zu verlegen, die sich als Hohenzollernsche Hofkirche und letzte Ruhestätte der großen Preußenkönige des 18. Jahrhunderts wie kein anderer Ort zur Demonstration nationaler Einheit unter nationalsozialistischer Führung eignete. Nicht in der Formulierung konkreter Pläne erfüllte Hitlers Regierungserklärung daher den ihr zugedachten Sinn, sondern in der eingängigen Beschwörung einer nationalen Gemeinschaft unter Ausschluss der Linken, die die schwankenden Abgeordneten aus dem Zentrumspartei und den übrigen bürgerlichen Parteien zur Zustimmung zu dem Ermächtigungsgesetz, dessen Verabschiedung zwei Tage später vorgesehen war, bewegen sollte.
Doch lässt Hitlers Regierungserklärung vordergründig auch eine konkurrierende Deutung zu, die sie nicht als bloße Zwischenetappe der nationalsozialistischen Machtergreifung, sondern als Ausdruck ihrer erfolgreichen Bändigung interpretiert. In ihrer betont moderaten Diktion schien sie glänzend die Hoffnung des kleineren Koalitionspartners und vor allem des Vizekanzlers Franz von Papen glänzend zu bestätigen, dass die nationale Revolution sich erfolgreich in ruhige Bahnen lenken lassen würde. Tatsächlich konnte von Papen den Verlauf des „Tages von Potsdam“ nicht ohne Grund als Erfolg des sogenannten „Zähmungskonzepts“ feiern: Er hatte dafür gesorgt, dass Hitler in Zivil und nicht im Braunhemd in die Garnisonkirche einzog, und die spalierstehenden Menschenmassen hatten den greisen Präsidenten nicht weniger umjubelt als seinen frischgebackenen Kanzler. Der kurz zuvor ernannte Propagandaminister Joseph Goebbels hingegen verstand es, die Potsdamer Feierstunde über den Rundfunk als ein Massenereignis zu inszenieren, das die ganze Nation weit über das rechtsstehende Lager hinaus mobilisierte. Am Ende war es dieser Druck, der den „Tag von Potsdam“ und Hitlers Regierungserklärung ganz gegen ihren Wortlaut zu einem weiteren Etappensieg der NS-Bewegung auf dem Weg zur totalen Macht werden ließ.
Официальное заявление Адольфа Гитлера от 21 марта 1933 г. в церкви гарнизона г. Потсдама было его первым выступлением перед Германским рейхстагом спустя семь недель после вступления в полномочия рейхсканцлера. Хотя «день Потсдама» явился целой вехой в политике, этот факт едва ли получил достойное отражение в содержании речи, которая, впрочем, вообще не произвела никакой сенсации. Высказывания Гитлера, носившие общий характер, явились очередной вариацией на тему его откровений относительно слияния «былого величия и молодой силы» и вращались вокруг того, что его политические начинания станут продолжением традиций национальной истории Германии. Только по отдельным признакам – по указаниям на «жестокую необходимость» ввиду давления политических требований дня и на «нейтрализацию» врагов – можно было судить о террористическом размахе национал-социалистического режима; в остальном Гитлер ограничился расплывчатыми заявлениями о своих намерениях преодолеть барьеры, разделявшие ранее общественные и политические группы внутри страны, а во внешней политике достичь примирения с бывшими противниками Германии в войне. Депутаты рейхстага от всех партий (за исключением представителей КПД, объявленных вне закона, и фракции социал-демократов, отсутствовавшей в полном составе) заслушали вместе с Рейхспрезидентом Паулем фон Гинденбургом официальное заявление, из которого напрашивался следующий вывод: союз между массовым движением коричневых и прогермански настроенной националистической элитой, целью которого было преодоление парламентаризма и «Веймарской системы», успешно состоялся.
Подлинный смысл заявления Гитлера от 21 марта становится понятным только в том случае, если рассматривать его в историческом контексте. В течение нескольких недель после 30 января 1933 г. произошел стремительный захват власти под маской законности, в период которого государство легитимировало правый террор, в частности, создав в Пруссии национал-социалистическую Вспомогательную полицию (Hilfspolizei) и приняв после поджога рейхстага 27 февраля 1933 г. Закон о защите народа и рейха. В то время как в кабинете министров Гитлеру еще противостояло не национал-социалистическое большинство, которое рассчитывало на поддержку Гинденбурга, реальное соотношение политических сил благодаря государственному террору против политических противников, поддержанному улицей, решающим образом изменилось в его пользу. Это произошло еще до того, как полусвободные выборы в рейхстаг 5 марта, на которых национал-социалисты получили 43,9 % голосов, укрепив свою власть в Парламенте. Вместе с партнерами по коалиции из числа прогерманских националистов НСДАП удалось сформировать только коалиционное правительство, независимое от полномочий Президента. Эта партия, однако, не обладала двумя третями голосов, необходимыми для изменения конституции с тем, чтобы законным путем превратить Веймарскую республику в диктатуру.
Для такого преобразования следовало параллельно с интеграцией германских земель в национал-социалистическую систему власти, проводимой в последующие недели, принять Закон о полномочиях, одобренный всем буржуазным лагерем. Открытие вновь избранного рейхстага 21 марта 1933 г. предоставило еще одну возможность ослабить борьбу с самоустранением парламента от политической власти. Так как выгоревший рейхстаг был непригоден для проведения заседаний, правительство рейха воспользовалось ситуацией, чтобы перенести торжество по случаю открытия рейхстага в Потсдам, в церковь местного гарнизона. Будучи придворной церковью Гогенцоллернов и местом последнего успокоения великих прусских королей XVIII в., она лучше любого другого здания подходила в качестве форума, демонстрирующего национальное единство под руководством национал-социалистов. Значение официального правительственного заявления, сделанного Гитлером, состояло поэтому не в произносимой им формулировке конкретных планов, а в доходчивом заклинании национальной общности, за пределами которой оказались левые. Именно осознание национального единства подвигнет колеблющихся депутатов от Центра и других буржуазных партий на то, чтобы одобрить Закон о полномочиях, принять который предполагалось двумя днями позже.
Допустима, однако, и альтернативная интерпретация официального заявления Гитлера. Согласно ей, это заявление было не просто промежуточным этапом в процессе захвата власти национал-социалистами, а скорее манифестацией его успешного сдерживания. Благодаря уравновешенному тону заявления, создавалось впечатление, что оно явилось блестящим оправданием надежд младших партнеров по коалиции, и прежде всего вице-канцлера Франца фон Папена, на то, что «национальной революции» с успехом удастся придать спокойное течение. И в самом деле, фон Папен не без основания мог считать «день Потсдама» днем торжества так называемой концепции сдерживания: Он позаботился о том, чтобы Гитлер прибыл в гарнизонную церковь в гражданском платье, а не в коричневой рубашке, и выстроенные цепью массы людей чествовали бы престарелого Президента не меньше, чем его свежеиспеченного канцлера. В отличие от этого, Йозеф Геббельс, назначенный незадолго до этого министром пропаганды, сумел инсценировать по радио Торжественное собрание в Потсдаме как громадное событие, мобилизовавшее не только правый лагерь, но и всю нацию. В конечном счете, именно на волне этого подъема и под его давлением «день Потсдама» и официальное правительственное заявление Гитлера (последнее – вопреки его буквальному содержанию) ознаменовали собой очередную победу национал-социалистического движения на пути к тотальной власти.
Adolf Hitler, Rede bei der Eröffnung des neu einberufenen Reichstags [„Tag von Potsdam“], 21. März 1933[ ]
Herr Reichspräsident!
Abgeordnete, Männer und Frauen des Deutschen Reichstages!
Schwere Sorgen lasten seit Jahren auf unserem Volk.
Nach einer Zeit stolzer Erhebung, reichen Blühens und Gedeihens auf allen Gebieten unseres Lebens sind – wie so oft in der Vergangenheit – wieder einmal Not und Armut bei uns eingekehrt.
Trotz Fleiß und Arbeitswillen, trotz Tatkraft, einem reichen Wissen und bestem Wollen suchen Millionen Deutsche heute vergebens das tägliche Brot. Die Wirtschaft verödet, die Finanzen sind zerrüttet, Millionen ohne Arbeit.
Die Welt kennt nur das äußere Scheinbild unserer Städte, den Jammer und das Elend sieht sie nicht.
Seit zwei Jahrtausenden wird unser Volk von diesem wechselvollen Geschick begleitet. Immer wieder folgt dem Emporstieg der Verfall.
Die Ursachen waren immer die gleichen. Der Deutsche, in sich selbst zerfallen, uneinig im Geist, zersplittert in seinem Wollen und damit ohnmächtig in der Tat, wird kraftlos in der Behauptung des eigenen Lebens. Er träumt vom Recht in den Sternen und verliert den Boden auf der Erde.
Je mehr aber Volk und Reich zerbrechen und damit der Schutz und Schirm des nationalen Lebens schwächer wird, um so mehr versuchte man zu allen Zeiten, die Not zu Tugend zu erheben. Die Theorie der individuellen Werte unserer Stämme unterdrückt die Erkenntnis von der Notwendigkeit eines gemeinsamen Willens. Am Ende blieb den deutschen Menschen dann immer nur der Weg nach innen offen. Als Volk der Sänger, Dichter und Denker träumt es dann von einer Welt, in der die anderen lebten, und erst, wenn die Not und das Elend es unmenschlich schlugen, erwuchs vielleicht aus der Kunst die Sehnsucht nach einer neuen Erhebung, nach einem neuen Reich und damit nach einem neuen Leben.
Als Bismarck dem kulturellen Streben der deutschen Nation die staatspolitische Einigung folgen ließ, schien damit für immer eine lange Zeit des Haderns und des Krieges der deutschen Stämme untereinander beendet zu sein.
Getreu der Kaiserproklamation nahm unser Volk teil an der Mehrung der Güter des Friedens, der Kultur und der menschlichen Gesittung. Es hat das Gefühl seiner Kraft nie gelöst von der tief empfundenen Verantwortung für das Gemeinschaftsleben der europäischen Nationen.
In diese Zeit der staats- und damit machtpolitischen Einigung der deutschen Stämme fiel der Beginn jener weltanschaulichen Auflösung der deutschen Volkgemeinschaft, unter der wir heute noch immer leiden.
Und dieser innere Zerfall der Nation wurde wieder einmal, wie so oft, zum Verbündeten der Umwelt. Die Revolution des Novembers 1918 beendete einen Kampf, in den die deutsche Nation in der heiligsten Überzeugung, nur ihre Freiheit und damit ihr Lebensrecht zu schützen, gezogen war. Denn weder der Kaiser noch die Regierung noch das Volk haben diesen Krieg gewollt. Nur der Verfall der Nation, der allgemeine Zusammenbruch zwangen ein schwaches Geschlecht, wider das eigene bessere Wissen und gegen die heiligste innere Überzeugung die Behauptung unserer Kriegsschuld hinzunehmen. Diesem Zusammenbruch aber folgte der Verfall auf allen Gebieten. Machtpolitisch, moralisch, kulturell und wirtschaftlich sank unser Volk tiefer und tiefer. Das schlimmste war die bewußte Zerstörung des Glaubens an die eigene Kraft, die Entwürdigung unserer Traditionen und damit die Vernichtung der Grundlagen eines festen Vertrauens! Krisen ohne Ende haben unser Volk seitdem zerrüttet. Krisen ohne Ende haben unser Volk seitdem zerrüttet.
Aber auch die übrige Welt ist durch das politische und wirtschaftliche Herausbrechen eines wesentlichen Gliedes ihrer Staatengemeinschaft nicht glücklicher und nicht reicher geworden.
Aus dem Aberwitz der Theorie von ewigen Siegern und Besiegten kam der Wahnsinn der Reparationen und in der Folge die Katastrophe der Weltwirtschaft. Während so das deutsche Volk und Deutsche Reich in inneren politischen Zwiespalt und Hader versanken, die Wirtschaft dem Elend entgegentrieb, begann die neue Sammlung der deutschen Menschen, die in gläubigem Vertrauen auf das eigene Volk dieses zu einer neuen Gemeinschaft formen wollen.
Diesem jungen Deutschland haben Sie, Herr Generalfeldmarschall, am 30. Januar 1933 in großherzigem Entschluß die Führung des Reiches anvertraut.
In der Überzeugung, daß aber auch das Volk selbst seine Zustimmung zur neuen Ordnung des deutschen Lebens erteilen muß, richteten wir Männer dieser Nationalen Regierung einen letzten Appell an die deutsche Nation.
Am 5. März hat sich das Volk entschieden und in seiner Mehrheit zu uns bekannt. In einer einzigartigen Erhebung hat es in wenigen Wochen die nationale Ehre wiederhergestellt und dank Ihrem Verstehen, Herr Reichspräsident, die Vermählung vollzogen zwischen den Symbolen der alten Größen und der jungen Kraft.
Indem nun aber die nationale Regierung in dieser feierlichen Stunde zum ersten Male vor den neuen Reichstag hintritt, bekundet sie zugleich ihren unerschütterlichen Willen, das große Reformwerk der Reorganisation des deutschen Volkes und des Reichs in Angriff zu nehmen und entschlossen durchzuführen.
Im Bewusstsein, im Sinne des Willens der Nation zu handeln, erwartet die nationale Regierung von den Parteien der Volksvertretung, daß sie nach fünfzehnjähriger deutscher Not sich emporheben mögen über die Beengtheit eines doktrinären, parteimäßigen Denkens, um sich dem eisernen Zwang unterzuordnen, den die Not und ihre drohenden Folgen uns allen auferlegen.
Denn die Arbeit, die das Schicksal von uns fordert, muß sich turmhoch erheben über den Rahmen und das Wesen kleiner tagespolitischer Aushilfen.
Wir wollen wiederherstellen die Einheit des Geistes und des Willens der deutschen Nation!
Wir wollen wahren die ewigen Fundamente unseres Lebens: unser Volkstum und die ihm gegebenen Kräfte und Werte.
Wir wollen die Organisation und die Führung unseres Staates wieder jenen Grundsätzen unterwerfen, die zu allen Zeiten die Vorbedingung der Größe der Völker und Reiche waren.
Wir wollen die großen Traditionen unseres Volkes, seiner Geschichte und seiner Kultur in demütiger Ehrfurcht pflegen als unversiegbare Quellen einer wirklichen innere Stärke und einer möglichen Erneuerung in trüben Zeiten.
Wir wollen das Vertrauen in die gesunden, weil natürlichen und richtigen Grundsätze der Lebensführung verbinden mit einer Stetigkeit der politischen Entwicklung im Inneren und Äußeren.
Wir wollen an die Stelle des ewigen Schwankens die Festigkeit einer Regierung setzen, die unserem Volke damit wieder eine unerschütterliche Autorität geben soll.
Wir wollen alle die Erfahrungen berücksichtigen, sowohl im Einzel- und im Gemeinschaftsleben, wie aber auch in unserer Wirtschaft, die sich in Jahrtausenden als nützlich für die Wohlfahrt der Menschen erwiesen haben.
Wir wollen wiederherstellen das Primat der Politik, die berufen ist, den Lebenskampf der Nation zu organisieren und zu leiten.
Wir wollen aber auch alle wirklich lebendigen Kräfte des Volkes als die tragenden Faktoren der deutschen Zukunft erfassen, wollen uns redlichen bemühen, diejenigen zusammenzufügen, die eines guten Willens sind, und diejenigen unschädlich zu machen, die dem Volke zu schaden versuchen.
Aufbauen wollen wir eine wahre Gemeinschaft aus den deutsche Stämmen, aus den Ständen, den Berufen und den bisherigen Klassen. Sie soll zu jenem gerechten Ausgleich der Lebensinteressen befähigt sein, den des gesamten Volkes Zukunft erfordert.
Aus Bauern, Bürgern und Arbeitern muß wieder werden ein deutsches Volk. Es soll dann für ewige Zeiten in seine eigene treue Verwahrung nehmen unseren Glauben und unsere Kultur, unsere Ehre und unsere Freiheit.
Der Welt gegenüber aber wollen wir, die Opfer des Krieges von einst ermessend, aufrichtige Freunde sein eines Friedens, der endlich die Wunden heilen soll, unter denen alle leiden.
Die Regierung der nationalen Erhebung ist entschlossen, ihre von dem deutschen Volke übernommene Aufgabe zu erfüllen. Sie tritt daher heute hin vor den Deutschen Reichstag mit dem heißen Wunsch, in ihm eine Stütze zu finden für die Durchführung ihre Mission. Mögen Sie, meine Männer und Frauen, als gewählte Vertreter des Volkes den Sinn der Zeit erkennen, um mitzuhelfen am großen Werk der nationalen Wiedererhebung.
In unserer Mitte befindet sich heute ein greises Haupt. Wir erheben uns vor Ihnen, Herr Generalfeldmarschall. Dreimal kämpften Sie auf dem Felde der Ehre für das Dasein und die Zukunft unseres Volkes. Als Leutnant in den Armeen des Königs für die deutsche Einheit, in den Heeren des alten deutschen Kaisers für des Reiches glanzvolle Aufrichtung, im größten Kriege aller Zeiten aber als unser Generalfeldmarschall für den Bestand des Reiches und die Freiheit unseres Volkes.
Sie erlebten einst des Reiches Werden, sahen vor sich noch des großen Kanzlers Werk, den wunderbaren Aufstieg unseres Volkes und haben uns endlich geführt in der großen Zeit, die das Schicksal uns selbst miterleben und mit durchkämpfen ließ.
Heute, Herr Generalfeldmarschall, lässt Sie die Vorsehung Schirmherr sein über die neue Erhebung unseres Volkes. Dieses Ihr wundersames Leben ist für uns alle ein Symbol der unzerstörbaren Lebenskraft der deutschen Nation. So dankt Ihnen heute des deutschen Volkes Jugend, und wir alle mit, die wir Ihre Zustimmung zum Werk deutschen Erhebung als Segnung empfinden. Möge sich diese Kraft auch mitteilen der nunmehr eröffneten neuen Vertretung unseres Volkes.
Möge uns dann aber auch die Vorsehung verleihen jenen Mut und jene Beharrlichkeit, die wir in diesem für jeden Deutschen geheiligten Raume um uns spüren, als für unseres Volkes Freiheit und Größe ringende Menschen zu Füße der Bahre seines größten Königs.
Hier nach: Verhandlungen des Reichstags. VIII. Wahlperiode 1933, Bd. 457, Berlin 1934, S. 6-10.
Адольф Гитлер, речь на открытии рейхстага нового созыва [«день Потсдама»], 21 марта 1933 г.[ ]
Господин Президент!
Депутаты – мужчины и женщины Германского рейхстага!
На протяжении многих лет наш народ нес на себе бремя тяжелых испытаний. После периода гордого величия, процветания и благосостояния во всех областях жизни мы вновь, как бывало часто в прошлом, переживаем полосу нужды и нищеты.
Несмотря на усердие и трудолюбие, несмотря на энергию, богатые знания и благие намерения, миллионы немцев сегодня не имеют куска хлеба насущного. Экономика пришла в упадок, c финансами нелады, у миллионов людей нет работы!
Мир видит только внешнее великолепие наших городов, горе же и нищета скрыты от его глаз.
В течение двух тысяч лет жизнь нашего народа проходила под знаком этой изменчивой судьбы. И каждый раз за взлетом следовало падение.
Его причины всегда были одни и те же. Немец, в разладе с самим собой, без общей идеи, надломленный в своих побуждениях и потому немощный в деле, становился безвольным в утверждении своей собственной жизни. Он мечтал о справедливости на небесах и терял почву под ногами.
Но чем больше утрачивали свое единство народ и рейх, и оттого рушилась надежда и опора национальной жизни, тем больше людей неизменно пробовали возвести нужду в добродетель. Теория, согласно которой каждое из наших племен обладало своими индивидуальными ценностями, препятствовала осознанию необходимости единой воли. В итоге у немецкого человека оставался только один выход – уйти в самого себя. Будучи народом певцов, поэтов и мыслителей, этот народ мог едва мечтать о том мире, в котором уже жили другие народы. Только лишь, если нужда и нищета обрушивались на него своими нечеловеческими ударами, росла в его искусстве тоска по новому величию, по новому рейху и новой жизни.
Когда при Бисмарке, вслед за периодом культурных порывов и чаяний немецкой нации последовало ее государственно-политическое объединение, пора продолжительных распрей и войн между германскими племенами, казалось, окончательно ушло в прошлое.
Храня верность призыву кайзера, наш народ принял участие в укреплении дела мира, культуры и человеческих ценностей. Ощущение собственной силы всегда у него было связано с глубоко осознанной ответственностью за совместное существование европейских народов.
На эту эпоху государственного и политического единства германских племен приходится начало того разложения мировоззрения немецкого народа, от которого мы страдаем по сей день.
Как часто случалось прежде, именно этим внутренним разложением нации в очередной раз воспользовался окружающий нас мир. Ноябрьская революция 1918 г. положила конец той борьбе, которую немецкая нация вела, будучи движимой самой святой уверенностью в том, что она борется только за свою свободу и за свое право на жизнь. Ибо ни кайзер, ни правительство, ни народ не хотели этой войны. Только разложение нации, только всеобщая катастрофа вынудили ослабевший род, наперекор своей воле и самым святым своим убеждениям, признать нашу ответственность за войну. Но за этой катастрофой последовал упадок во всех сферах жизни. Что касается состояния государственной власти, морали, культуры и экономики, то наш народ опускался все ниже и ниже. Самым ужасным было сознательное разрушение веры в собственные силы и обесценивание наших традиций, что было чревато растущими сомнениями в самих себе! С тех пор наш народ сотрясали бесконечные кризисы.
Однако и остальной мир не стал более счастлив и богат от того, что из рядов политического и экономического сообщества государств выбыл один из его важных членов.
Вздорная теория о вечных победителях и побежденных породила безумие репараций и, как следствие, катастрофу нашей экономики. В то время как немецкий народ и германский рейх в силу этих причин погрязли во внутреннеполитические раздоры и распри, а экономика cкатилась в нищету, началось новое сплочение немецких людей, которые глубоко верили в немецкий народ и возгорелись стремлением построить для него новую общность.
На эту молодую Германию Вы, господин генерал-фельдмаршал, 30 января 1933 г. своим великодушным решением возложили руководство рейхом.
Будучи убежденными в том, что народ тоже должен дать свое согласие на установление нового порядка немецкой жизни, мы, представители Национального правительства, в последний раз обращаемся с призывом к германской нации.
5 марта наш народ принял решение и поддержал нас, отдав нам большинство своих голосов. Переживая единственный в своем роде подъем, он за несколько недель восстановил честь нации, и благодаря Вашему пониманию, г-н Президент, символы былого величия соединились с молодой силой.
В этот торжественный час, впервые выступая перед новым рейхстагом, Национальное правительство заявляет о своей готовности начать великие реформы, направленные на преобразование немецкого народа и рейха, и самым решительным образом довести их до конца.
Будучи уверенным в том, что действует сообразно воле нации, Национальное правительство ожидает от партий, представленных в национальном собрании, что после 15-летних бедствий немецкого народа они смогут преодолеть узость доктринерского партийного мышления и подчиниться жестокой необходимости, продиктованной нуждой и теми последствиями, которыми она грозит.
Ибо та работа, которая совершается нами по велению судьбы, по своему объему и существу есть нечто гораздо большее, чем временная помощь в решении незначительных политических задач дня.
Мы хотим восстановить единство духа и воли германской нации!
Мы хотим сохранить вечные основы нашей жизни – нашу народность, и ту мощь, и те ценности, которые ей даны.
Мы хотим вновь подчинить организацию и руководство нашего государства тем принципам, которые во все времена служили основой величия народов и империй.
Мы хотим, послушно cклонив перед ними голову в глубоком уважении, хранить великие традиции нашего народа, его историю и культуру, которые являются неиссякаемым источником истинной внутренней силы и потенциального возрождения в мрачные времена.
Мы хотим, чтобы вера в естественные и правильные, а потому здоровые принципы жизни, и стабильность внутриполитического и внешнеполитического развития неразрывно сопутствовали друг другу.
Мы хотим заменить правительство, неспособное на решительные действия, правительством с твердой позицией и таким образом восстановить непоколебимый авторитет нашего народа.
Мы хотим принять на вооружение в индивидуальной и общественной жизни, а также в экономике весь опыт, который в течение тысячелетий доказал свою полезность для блага людей.
Мы хотим восстановить примат такой политики, которая призвана организовывать борьбу нашего народа за существование и руководить ею.
Но кроме того, мы хотим объединить все поистине живые силы нашего народа, являющиеся основой основ его будущего, мы хотим честно приложить все усилия для того, чтобы объединить всех людей доброй воли и обезвредить тех, кто пытается нанести народу вред.
Мы хотим построить подлинную общность, объединяющую в себе германские племена, сословия, профессии и все существующие на сегодняшний день классы. Она должна cуметь обеспечить тот баланс интересов, которого требует будущее всего народа, действуя при этом, по справедливости.
Крестьяне, рабочие и бюргеры должны вновь стать единым немецким народом, который вечно и преданно будет хранить нашу веру и нашу культуру, нашу честь и нашу свободу.
Что касается других стран, то мы, памятуя о жертвах войны, хотим быть искренними друзьями мира; мирная жизнь должна залечить, наконец, те раны, которые причиняют нам страдания.
Правительство национального подъема преисполнено решимости выполнить задачу, возложенную на него немецким народом. Поэтому сегодня оно заявляет германскому рейхстагу о своем горячем желании найти в нем опору для выполнения своей миссии. Вы, мои дамы и господа, как избранники и представители народа должны постичь суть требований сегодняшнего дня и помочь в великой работе по новому национальному подъему.
Сегодня среди нас находится человек, голову которого убеляет седина. Мы преклоняемся перед Вами, г-н генерал-фельдмаршал. Трижды Вы сражались на поле брани за жизнь и будущее нашего народа: будучи лейтенантом в армиях короля – за германское единство, в армии старого германского кайзера – за блестящий подъем рейха, а в самой большой войне всех времен в качестве нашего генерал-фельдмаршала – за сохранение рейха и за свободу нашего народа.
Вы пережили период становления нашего рейха, Вы видели воочию наследие великого канцлера и чудесный подъем нашего народа и, наконец, Вы руководили нами в то великое время, в которое нам выпала участь жить и бороться.
Сегодня, г-н генерал-фельдмаршал, провидение велит Вам быть покровителем нового подъема нашего народа. Ваша чудесная жизнь является для всех нас символом нерушимой жизненной силы германской нации. Немецкая молодежь и все мы выражаем Вам нашу благодарность, потому что мы воспринимаем Ваше одобрение дела подъема немецкой нации как благословление. Пусть эта сила передастся также и органу нашего народного представительства, вновь начавшему сегодня свою работу.
Пусть здесь, у гроба величайшего короля немецкого народа, провидение даст нам то мужество и то упорство, которые мы ощущаем в этом священном для каждого немца месте, нам – людям, борющимся за свободу и величие нашего народа.
Источник: Verhandlungen des Reichstags. VIII. Wahlperiode 1933, Bd. 457, Berlin 1934, S. 6-10. Перевод с нем.: Л. Бённеманн. Редакция перевода: Л. Антипова.
Seite 1
Seite 2
Seite 3
Seite 4
Seite 5
Reichstagsprotokolle 1933. VIII. Wahlperiode, Berlin 1934, S. 6-10, Online. Gemeinfrei (amtliches Werk).
Reichstagsprotokolle 1933. VIII. Wahlperiode [Протоколы рейхстага 1933 г. VIII. Избирательный период], Berlin 1934, c. 6-10, онлайн. Общественное достояние (официальный документ).
Karl Dietrich Bracher/Gerhard Schulz u. a., Die nationalsozialistische Machtergreifung. Bd. I. Stufen der Machtergreifung. Ullstein, Frankfurt a. M. u.a. 1979.
André François-Poncet, Als Botschafter in Berlin 1931–1938. Kupferberg, Mainz 1947.
Heinz Höhne, Die Zeit der Illusionen: Hitler und die Anfänge des Dritten Reiches 1933–1936. Econ Verlag, Düsseldorf/New York 1991, Online.
Klaus Scheel, 1933: Der Tag von Potsdam (=Das Tagebuch Europas). Brandenburgisches Verlagshaus, Berlin 1996.
Bracher, K. D., Schulz, G., и др. Die nationalsozialistische Machtergreifung, Bd. I. Stufen der Machtergreifung [Захват власти национал-социалистами. Т. I. Этапы захвата власти]. Frankfurt a. M. u.a.: Ullstein, 1979.
François-Poncet, A. Als Botschafter in Berlin 1931–1938 [В качестве посла в Берлине 1931-1938 гг.]. Mainz: Kupferberg, 1947.
Höhne, H. Die Zeit der Illusionen: Hitler und die Anfänge des Dritten Reiches 1933–1936 [Время иллюзий: Гитлер и зарождение Третьего рейха 1933-1936 гг.]. Düsseldorf/New York: Econ Verlag, 1991, онлайн.
Scheel, K. 1933: Der Tag von Potsdam [1933: День Потсдама]. Berlin: Brandenburgisches Verlagshaus, 1996 (=Das Tagebuch Europas).