Die Abdankungsurkunde des Zaren Nikolaus II.

Die Abdankungsurkunde des Zaren Nikolaus II.Свидетельство об отречении царя Николая II

2. März 1917 ^JL

2 марта 1917 г.^JL

• Zusammenfassung
• Einführung
• Volltext
• Faksimile
• Quellen und Literatur

Als Folge einer tiefen Krise, in die das Russische Reich, sein Staat, seine Wirtschaft und seine Gesellschaft im Winter 1916/17 geraten waren, brach im Februar 1917 in Petrograd die Zweite Russische Revolution aus. Aufständische Arbeiter und Soldaten stürzten die zarische Herrschaft in Petrograd. Die Revolution griff auf andere Städte über. Der Zar verlor den Rückhalt der Generäle. Am 2. (15.) März unterzeichnete Nikolaus II. die Abdankungsurkunde. Damit endete die 300-jährige Geschichte der Romanow-Dynastie, obwohl Russland erst am 1. (14.) September 1917 offiziell zur Republik erklärt wurde.

В результате глубокого кризиса, охватившего Российскую империю, государство, ее экономику и общество зимой 1916/17 года, в феврале 1917 года в Петрограде разразилась Вторая российская революция. Восставшие рабочие и солдаты свергли императорскую власть в Петрограде. Революция распространилась и на другие города. Император потерял поддержку генералитета. 2 (15) марта Николай II подписал акт об отречении от престола. Этим закончилась 300-летняя история династии Романовых, хотя Россия была официально провозглашена республикой только 1 (14) сентября 1917 года.

von: Aleksandr Šubin

Die Unruhen, die am 23. Februar (8. März) 1917 in Petrograd wegen Brotmangels ausbrachen, entwickelten sich rasch zu Massenprotesten gegen die Autokratie. Ähnliche Ereignisse hatten sich 1905 abgespielt, damals jedoch nicht zum Sturz der Monarchie geführt. Der Zar reagierte bereits am 25. Februar (10. März), unmittelbar nachdem er von den Ereignissen in der Hauptstadt erfahren hatte. Er schickte ein Telegramm an den Truppenbefehlshaber des Petrograder Militärbezirks Chabalov, das den weiteren Verlauf der Ereignisse maßgeblich beeinflussen sollte: „Ich befehle, die Unruhen in der Hauptstadt, die in der schweren Zeit des Krieges gegen Deutschland und Österreich unzulässig sind, noch morgen zu beenden“.

„Dieses Telegramm. traf mich wie ein Schlag...“, erinnerte sich General Chabalov später. „Wie soll es morgen aufgehalten werden...? Der Kaiser befiehlt, es um jeden Preis zu beenden.... Was soll ich tun? Wie beenden? Als sie sagten: ‚Gebt Brot‘ – haben wir Brot gegeben, und das war‘s. Aber wenn auf den Fahnen steht „Nieder mit der Autokratie“, welches Brot kann sie dann beruhigen! Aber was ist zu tun? - Der Zar hat befohlen: Wir müssen schießen...“ Das Telegramm des Zaren bedeutete das Ende der Versuche, die verzweifelten Massen zur Vernunft zu bringen. Als am 25. Februar (10. März) das Feuer auf die Demonstranten eröffnet wurde, eskalierte die Konfrontation.

Der Einfluss des herrschenden Regimes in der Hauptstadt schwand. „Tatsache war, dass man in der ganzen großen Stadt nicht einmal ein paar Hundert von Menschen finden konnte, die mit den Machthabern sympathisierten... Tatsache war, dass die Macht mit sich selbst nicht sympathisierte," erinnert sich der Abgeordnete V. Šul’gin.

Um einen Ausweg aus dieser Situation zu finden, schickte der Vorsitzende der Duma, M. Rodzjanko, ein Telegramm an den Zaren, in dem er die Einsetzung einer dem Parlament und der Gesellschaft verantwortlichen Regierung forderte. „Es gibt keinen anderen Ausweg ins Licht“, telegrafierte er dem Zaren. Als Nikolaus das Telegramm las, sagte er zu einem Vertrauten: „Dieser dicke Rodzjanko hat mir wieder allerhand Unsinn geschrieben, auf den ich gar nicht antworten werde." Statt einer Antwort erhielten die Abgeordneten die Anordnung, die Sitzungen der Duma vorübergehend einzustellen. Damit war ein weiteres legitimes Band zwischen dem Zaren und dem Volk zerschnitten.

Selbst nach dem Sieg des Aufstandes am 27. Februar (12. März), so zahlreiche Beobachter, „hätte man die Hauptstadt durch eine einfache Unterbrechung des Zugverkehrs nach Petersburg zum Einlenken bringen können: Nach drei Tagen hätte die Hungersnot Petersburg zur Aufgabe des Widerstandes gezwungen.“ Der Zar war sich dessen bewusst und hatte es nicht eilig, Zugeständnisse zu machen. Am 27. Februar (12. März) lehnte er es ab, der Bitte des Großfürsten Michail und der Oberbefehlshaber der Fronten N. Ruzskij und A. Brusilov nachzukommen, G. L’vov zu einer der Duma verantwortlichen Minister zu ernennen. Der Zar war der Meinung, dass man bei einer Revolte nicht nachgeben dürfe. In den Jahren 1916/1917 hatten höchste Militärkreise Gespräche über einen Umsturz am Hof geführt, um den Weg für liberale Reformen freizumachen. Während der beginnenden Revolution in der Hauptstadt führte das Militär im Wesentlichen einen solchen Staatsstreich durch. Bald trat der Oberbefehlshaber der Fronten, M. Alekseev, an den Zaren heran und bot ihm Zugeständnisse an. Er berief sich dabei auf General Ruzskij, der die Ansicht vertrat, dass „unter den gegebenen Umständen repressive Maßnahmen die Lage nur verschlimmern“ würden.

Diese alarmierenden Umstände ignorierend, ernannte Nikolaus II. den General N. Ivanov zum Befehlshaber eines Strafkommandos mit diktatorischen Vollmachten. Von Mogilev aus machte es sich auf den Weg in die Hauptstadt. Sabotageaktionen der Arbeiter verhinderten, dass General Ivanov die Hauptstadt schnell erreichte. „In Semrino angekommen, wurde der ‚diktatorische‘ General ungeduldig und verlangte eine neue Dampflokomotive. ‚Es kann doch nicht so lange dauern, den Kessel mit Wasser zu füllen‘. ‚Ach so!‘ Da er sofort eine Dampflokomotive verlangte, stellten ihm die Eisenbahner die nächstbeste zur Verfügung. Eine Stunde später kam der Zug des ‚Diktators‘ zum Stehen: Es war nicht genug Wasser da“, schreibt M. Ferro über die Missgeschicke des Generals Ivanov.

Die Expedition von N. Ivanov wurde nicht nur von den Eisenbahnern, sondern auch vom Militär sabotiert. Der faktische Oberbefehlshaber M. Alekseev wusste bereits, dass der Umsturz in der Hauptstadt zu Ende ging. Nach seinen Informationen „herrscht in Petrograd völlige Ruhe, die Truppen haben sich in voller Stärke der Provisorischen Regierung angeschlossen und werden in Ordnung gebracht. Die Provisorische Regierung unter dem Vorsitz von Rodzjanko tagt in der Staatsduma…“ Das war ein falsches Bild. Die Führung der Duma hatte noch nicht beschlossen, eine Regierung zu bilden und teilte sich die Kontrolle über die Hauptstadt mit dem neu gegründeten Sowjet der Arbeiter- und Soldatendeputierten.

Alekseev wusste auch von den Bestrebungen der Duma-Mehrheitsführer, die Monarchie zu erhalten. Unter diesen Umständen konnte die liberale Generalität die Expedition von N. Ivanov nicht unterstützen, denn ihr Erfolg würde die Zerschlagung der repräsentativen Institutionen und der liberalen Parteien bis hin zu den Oktobristen bedeuten, eine Rückkehr zum stumpfen Reaktionismus. Außerdem könnte die Belagerung der Hauptstadt die Front gegen Deutschland destabilisieren. General Alekseev vermutete dies und informierte die Befehlshaber der Fronten. Der Historiker S. Ol’denburg schrieb über die Gründe für das Verhalten der Armeeführer in diesen Tagen: „Sie glaubten, dass in Petrograd die Regierung der Staatsduma existierte und sich auf disziplinierte Regimenter stützte; um ihre Außenpolitik fortzusetzen, wollten sie vor allem Zwietracht vermeiden.“

Am 28. Februar (13. März) verließ der Zar das Hauptquartier, um seine Familie in Carskoe Selo aufzusuchen. Sein Zug wurde jedoch in der Nacht in Malaja Višera angehalten, da der nächste Bahnhof bereits in die Hände des „Gegners“ gefallen war. Nach einigen weiteren Zugfahrten kam er schließlich am 1. März in Pskov beim Stab der Nordfront an. Hier konfrontierte ihn der Oberbefehlshaber der Nordfront, General Ruzskij, erneut mit der Forderung nach einem verantwortlichen Ministerium. Der Zar gab zunächst nicht nach, denn ein Kabinett, das dem Parlament und nicht dem Alleinherrscher verantwortlich war, widersprach seinem Staatsverständnis: „Wenn ich sehe, was von Ministern getan wird, die nicht zum Wohle Russlands handeln, werde ich ihnen niemals zustimmen können und mich mit dem Gedanken trösten, dass es nicht mein Werk ist ...“

Der Zar wurde vor die Wahl gestellt - entweder eine konstitutionelle Monarchie oder die Abdankung. „Da er dem einen Prinzip der Autokratie verpflichtet war und deren Aufrechterhaltung als Pflicht betrachtete, sah Nikolaus II. keinen anderen Ausweg als den Rücktritt von der Macht, statt Zugeständnisse machen zu müssen, die ihm sein Gewissen nicht erlaubte, und eine Regierung im Einvernehmen mit den Volksvertretern zu bilden, was dem eigentlichen Prinzip der Autokratie völlig zuwiderlief,“ so der Historiker M. Ferro. Diese weit verbreitete Darstellung des französischen Historikers ist unzutreffend. Nach einer langen Diskussion mit N. Ruzsky akzeptierte der Zar ein verantwortliches Ministerium. Die Macht war ihm schließlich mehr wert als Prinzipien, selbst reaktionäre Prinzipien. Nikolaus war seiner letzten Chance beraubt, Zugeständnisse zu machen, die die Monarchie noch irgendwie hätten retten können. Nach dem 27. Februar war die Zeit bereits abgelaufen. In der Nacht zum 2. (15.) März wurden Ivanovs Truppen, die bei Luga festsaßen, durch ein Telegramm des Zaren offiziell „zum Stehen gebracht“, eine Verstärkung durch M. Alekseev war schon vorher ausgeblieben. Der Zar widerrief die Entscheidung, Verstärkung für die Strafexpedition zu schicken. „Mit diesen Instruktionen gab Nikolaus den Gedanken auf, die Unruhen in Petrograd niederzuschlagen, und wählte den Weg der politischen Versöhnung. Er hoffte, dass seine Zugeständnisse mit der Zeit dieselbe beruhigende Wirkung auf das Land haben würden, wie er sich vom Manifest des 17. Oktober 1905 erhofft hatte,“ so R. Pipes. Aber zu diesem Zeitpunkt hatte der Kaiser keine Wahl mehr, er hatte die Truppen nicht mehr unter Kontrolle.

Seit dem 28. Februar (13. März) überschwemmten Massendemonstrationen unter roten Fahnen Moskau und andere Industriezentren des Landes. Damit wurde es unmöglich, die Revolution zu unterdrücken, ohne einen Bürgerkrieg im Rücken der Front auszulösen. Dieser Faktor beeinflusste die Position der Generäle entscheidend. Die Revolution hatte gesiegt. Die alte Ordnung zerbrach. Russland stand vor der Aufgabe, eine neue Ordnung zu schaffen.

In Russland bahnte sich zunächst eine konstitutionelle Monarchie an. Die Ereignisse gerieten jedoch schnell außer Kontrolle der Duma und der militärischen Führung. Radikalen Gruppen gelang es, über die Sowjets eine enge Verbindung zu den Soldatenmassen, der bewaffneten Kraft des Putsches, herzustellen. Unter dem Eindruck seiner Gespräche mit den Führern des Arbeiter- und Soldatenrates nahm N. Rodzjanko Kontakt mit dem Hauptquartier der Nordfront auf, wo sich der Kaiser aufhielt: „In Pskov wurde Rodzjanko von General Ruzskij erwartet, dem der Vorsitzende unter dem Eindruck unseres Gesprächs die Lage schilderte. Die Notwendigkeit oder zumindest Unvermeidbarkeit der Abdankung Nikolaus‘ wurde von Rodzjanko offen angesprochen. Natürlich! Jetzt hat sogar Miljukov ihre Notwendigkeit anerkannt“, sagte einer der Führer des Sowjets, N. Suchanov. „Der Hass gegen die Monarchie hat seine äußeren Grenzen erreicht“, teilte Rodzjanko Ruzskij mit. „Drohende Rufe nach Abdankung werden laut.“ Im Falle eines Thronverzichts, so Rodzjanko, werde es „unserer ruhmreichen Armee an nichts fehlen. Nichts wird den Zugverkehr behindern.“ Den Duma-Führern schien es, als könnten private Zugeständnisse die arbeitenden Massen unter Kontrolle bringen. Aber wie die folgenden Ereignisse zeigten, kontrollierten die Massen die Führer nicht weniger als die Führer die Massen.

Rodzjanko beruhigte Ruzskij, indem er ihm mitteilte, dass „die Regierungsgewalt vorerst auf das Provisorische Dumakomitee übergegangen ist“. Das stimme, wenn auch nicht ganz (Ruzskij ahnte nicht, wie stark der Einfluss des Sowjets war), und beeindruckte Ruzskij so sehr, dass er beschloss, Nikolaus zum Thronverzicht zu bewegen. Zu diesem Zeitpunkt stand Nikolaus de facto unter Hausarrest. Nachdem sich die Oberbefehlshaber der Truppen mehrheitlich für den Thronverzicht ausgesprochen hatten, willigte Nikolaus ein.

Am 2. (15.) März sollte eine Delegation des Provisorischen Dumakomitees unter der Leitung von Rodzajnko den Zaren aufsuchen. Ein Mitglied dieser Delegation, der rechtskonservative Abgeordnete V. Šul'gin, hatte den Entwurf einer Abdankungsurkunde zugunsten des Zarensohnes Aleksej (unter der Regentschaft des Zarenbruders Michail) vorbereitet. Die Führer des Rates erklärten, dass sie der Delegation nur dann eine Lokomotive zur Verfügung stellen würden, wenn aus dem Entwurf der Hinweis auf die Machtübergabe an Aleksej gestrichen würde. Die Vertreter der Duma waren jedoch der Meinung, dass der Zar selbst entscheiden müsse, an wen er die Macht übertrage. So wurde eine geheime Delegation unter der Leitung von V. Šul'gin und A. Gučkov mit dem ursprünglichen Entwurf zu ihm geschickt. Zu diesem Zeitpunkt verfügte Nikolaus jedoch bereits über einen Entwurf des Diplomaten N. Brazili.

Am 2. (15.) März 1917 unterzeichnete der Zar das Telegramm über den Thronverzicht zunächst zugunsten seines Sohnes Aleksej, dann zugunsten seines Bruders Michail, wobei die zweite Variante wurde in den Text der Abdankungsurkunde aufgenommen wurde. Nach dem damals gültigen Thronfolgegesetz von 1796 war Nikolaus II. nicht berechtigt, im Namen seines Sohnes auf den Thron zu verzichten. Und Aleksej konnte dies erst tun, wenn er volljährig war. Der ganze Thronverzicht war also rechtlich fragwürdig. Der letzte Zar war sich dessen offensichtlich bewusst. Die Hofdame A Vyrubova erinnerte sich an seine Worte: „Man hat mich zu diesem Entschluss gezwungen, über mir hängt ein Fallbeil, das kann ich jederzeit beweisen, wenn man mich danach fragt.“ Und P. Miljukov meinte: „Man kann sich des Eindrucks nicht erwehren, dass Nikolaus II. in dieser Sache ein falsches Spiel getrieben hat [...] Die schweren Tage würden vergehen, danach werde sich alles legen, und dann werde man das gegebene Versprechen zurücknehmen können."

Das Manifest wurde am 2. (15.) März um 23 Uhr 40 Minuten im Salonwagen des Zaren in Anwesenheit des Generals Ruzskij, Gučkovs, Šul'gins, des Ministers des Kaiserlichen Hofes V. Frederiks und des Leiters der Feldkanzlei General K. Naryškin unterzeichnet. Unter dem Manifest wurde die Uhrzeit 3 Uhr tags gesetzt. Im Abdankungsmanifest hieß es: „In diesen entscheidenden Tagen im Leben Russlands haben Wir es für eine Gewissenspflicht gehalten, Unserem Volke eine enge Einheit und die Sammlung aller Kräfte des Volkes für die schnelle Erringung des Sieges zu ermöglichen, und im Einvernehmen mit der Staatsduma haben Wir es für eine gute Sache erkannt, auf den Thron des Staates Russland zu verzichten und die Oberste Macht abzugeben.“ Wie wir sehen, nannte der Zar als Motiv für den Thronverzicht die Aufrechterhaltung der nationalen Eintracht im Angesicht des Feindes.

Die Rhetorik des Manifests bezaubert die Forscher bisweilen so sehr, dass sie bereit sind, dem Zaren eine gewisse Willensfreiheit bei der Entscheidung für oder gegen die Abdankung zuzugestehen. So behauptet Pipes: „Alles deutet darauf hin, dass Nikolaus aus patriotischen Motiven abdankte; aus dem Wunsch heraus, Russland eine demütigende Niederlage zu ersparen und seine Streitkräfte vor dem Zerfall zu retten. [...] Wäre es Nikolaus vor allem darum gegangen, den Thron für sich zu retten, dann hätte er unverzüglich einen Separatfrieden mit Deutschland geschlossen und die Aufstände in Petrograd und Moskau mit Hilfe der Frontruppen niedergeschlagen." Die Meinung des amerikanischen Historikers steht in krassem Widerspruch zu den Tatsachen, die für die Atmosphäre der ersten Märztage kennzeichnen. Nach dem Scheitern der Ivanov-Expedition standen dem Zaren keine Generäle mehr zur Verfügung, die bereit gewesen wären, den Aufstand niederzuschlagen, und gerade die Generäle waren zu der Überzeugung gelangt, dass ohne die Beseitigung Nikolaus' der Sieg nicht zu erringen sei. Zum Zeitpunkt des Thronverzichts hatte der Zar seine Macht de facto bereits verloren. Wie noch zu zeigen sein wird, teilte Nikolaus Pipes' Illusionen über die edlen Motive und die Freiwilligkeit des Thronverzichts nicht.

Nikolaus erklärte seinen Thronverzicht zugunsten Michails damit, dass er nicht bereit sei, sich „von Unserem geliebten Sohne“ zu trennen. Nikolaus wies Michail an, „in voller Übereinstimmung mit den Volksvertretern in den gesetzgebenden Körperschaften“, also als ein konstitutioneller Monarch zu regieren. Der lange Kampf um eine dem Parlament verantwortliche Regierung war erfolgreich - aber nur für einen historischen Augenblick, denn die Situation hatte diesen Sieg bereits bedeutungslos gemacht.

Nach dem Thronverzicht bestätigte Nikolaus II. den von den Kadetten vorgeschlagenen Führer der Zemstvo-Bewegung, Fürst G. L'vov, nachträglich in seinem Amt als Ministerpräsident. Der Zar und seine Familie wurden darauf verhaftet. Am 3. (16.) März 1917 verzichtete der liberal gesinnte Großfürst Michail auf den Thron und machte die endgültige Lösung der Frage von der Entscheidung des künftigen Parlaments abhängig. Die Geschichte des Russischen Reiches endete, obwohl die Republik formell erst am 1. (14.) September ausgerufen wurde.

Александр Шубин

23 февраля 1917 г. в Петрограде начались хлебные волнения, которые быстро переросли в массовые манифестации против самодержавия. Аналогичные события имели место в 1905 г., и тогда не привели к крушению монархии. Реакция императора на события последовала 25 февраля, сразу же после того, как ему сообщили о происходящем. Он отправил Хабалову телеграмму, оказавшую огромное влияние на дальнейший ход событий: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны против Германии и Австрии».

«Эта телеграмма... меня хватила обухом...» - вспоминал потом генерал Хабалов. «Как прекратить завтра же?... Государь повелевает прекратить во что бы то ни стало... Что я буду делать? Как мне прекратить? Когда говорили: "Хлеба дать" - дали хлеба, и кончено. Но когда на флагах надпись "Долой самодержавие", какой же тут хлеб успокоит! Но что же делать? - царь велел: стрелять надо...» Телеграмма царя означала конец попыток как-то урезонить доведенные до отчаяния массы. 25 февраля по демонстрантам был открыт огонь, что только ожесточило конфронтацию.

Влияние правящего режима в столице таяло на глазах. «Дело было в том, что во всем этом огромном городе нельзя было найти нескольких сотен людей, которые сочувствовали власти... Дело было в том, что власть сама себе не сочувствовала», - вспоминал депутат В. Шульгин.

Председатель Думы М. Родзянко, пытаясь как-то спасти ситуацию, отправил царю телеграмму с требованием ввести правительство, ответственное перед парламентом и обществом. «Иного выхода на светлый путь нет» - телеграфировал спикер. Прочитав телеграмму, Николай сказал своему приближенному: «Опять этот толстяк Родзянко мне написал всякий вздор, на который я ему даже отвечать не буду». Вместо ответа царя депутаты получили указ о приостановлении заседаний Думы. Тем самым был разрушен еще один легитимный канал связи императора с населением.

Но даже после победы восстания в Петрограде 27 февраля столицу по мнению многих наблюдателей «можно было усмирить простым перерывом железнодорожного движения с Петербургом: голод через три дня заставил бы Петербург сдаться». Понимая это, царь не спешил идти на уступки. 27 февраля он отказался согласиться на ответственное перед Думой министерство Г. Львова, о чем его просили великий князь Михаил Александрович, командующие фронтами Н. Рузский и А. Брусилов. Царь считал, что когда идет бунт - уступать нельзя. Но сам факт давления на царя со стороны руководителей армии был для режима чрезвычайно опасен. В 1916-1917 гг. в высших военных кругах обсуждался вопрос о дворцовом перевороте с целью проведения либеральных реформ. В условиях начавшейся в столице революции военные, по существу, приступили к такому перевороту. Вскоре начальник штаба Главнокомандующего М. Алексеев тоже обратился к царю с предложением пойти на уступки. М. Алексеев ссылался на генерала Н. Рузского, соглашаясь с ним в том, что «при существующих условиях меры репрессий могут только обострить положение».

Не обращая внимания на эти тревожные обстоятельства, Николай назначил генерала Н. Иванова командующим карательной экспедицией с диктаторскими полномочиями. Каратели начали движение из Могилева. Однако саботаж рабочих не позволил генералу Иванову даже соединиться со всеми частями карательного корпуса. «Прибыв в Семрино, генерал "диктатор" проявлял нетерпение и потребовал новый паровоз. Неужели нужно столько времени, чтобы наполнить котел водой. Ах так! Раз он требует, чтобы ему тут же дали паровоз, железнодорожники предоставили ему первый попавшийся. Через час... поезд "диктатора" остановился: не хватило воды», - пишет М. Ферро о злоключениях генерала Иванова.

Экспедицию Н. Иванова саботировали не только железнодорожники, но и военные. Фактический командующий М. Алексеев уже знал, что переворот в столице завершился. По его данным, «в Петрограде наступило полное спокойствие, войска примкнули к Временному правительству в полном составе, приводятся в порядок. Временное правительство под председательством Родзянко заседает в Государственной Думе...» Это была ошибочная картина. Думские лидеры пока не решились на создание правительства и делили контроль над столицей с только что созданным советом рабочих и солдатских депутатов.

Алексеев был информирован и о стремлении лидеров думского большинства к сохранению монархии. В этих условиях либеральный генералитет не мог поддержать экспедицию Н. Иванова, так как ее успех означал бы разгром представительных учреждений и либеральных партий России вплоть до октябристов, возвращение к глухой реакции. К тому же осада столицы в тылу могла дезорганизовать фронт против Германии. Из этого исходил генерал Алексеев, информируя командующих фронтами. Историк С.С. Ольденбург писал о причинах поведения руководителей армии в эти дни: «Они верили, что в Петрограде - правительство Государственной Думы, опирающееся на дисциплинированные полки; ради возможности продолжать внешнюю политику они хотели, прежде всего, избежать междоусобия».

28 февраля царь покинул Ставку и направился в Царское Село, к семье. Ночью царский поезд был остановлен на ст. Малая Вишера, поскольку следующая станция уже была в руках «неприятеля». После некоторых железнодорожных перемещений царь 1 марта оказался в штабе Северного фронта в Пскове. Здесь начались его переговоры с командующим Северным фронтом генералом Н. Рузским. Беседа быстро приобрела не военно-технический, а политический характер. Выражая мнение командующих фронтами, Н. Рузский добивался ответственного министерства. Царь не уступал - принцип кабинета, ответственного перед парламентом, а не перед самодержцем, противоречил основам его представлений о государстве: «Я никогда не буду в состоянии, видя, что делается министрами не ко благу России, с ними соглашаться, утешаясь мыслью, что это не моих рук дело...»

Царь встал перед выбором - или конституционная монархия, или отречение от престола. М. Ферро считает: «Приверженный одному принципу — самодержавию, увековечить которое он считал своим долгом, Николай II не видел перед собой иного выхода, как сложить с себя власть, тогда как ему надо было пойти на уступки — что не позволила сделать его совесть — и создать правительство по согласованию с народными представителями, а это полностью противоречило самому принципу самодержавия». Это мнение французского историка, весьма распространенное, неточно. После длительной дискуссии с Н. Рузским царь все же согласился на ответственное министерство. Власть оказалось дороже принципов, хотя реакционные принципы Николая лишили его последнего шанса пойти на уступки, когда это еще могло сыграть какую-то роль в сохранении монархии. После 27 февраля время было уже упущено. В ночь на 2 марта телеграммой царя завязшие под Лугой силы Н. Иванова были официально «остановлены», а подкрепления от М. Алексеева он перестал получать еще раньше. Царь отменял решение о посылке подкреплений карательной экспедиции. «Этими распоряжениями царь отказывался от идеи подавить петроградские беспорядки и вступил на путь политического примирения. Он надеялся, что его манифест произведет такое же успокоительное действие на народ, какое в свое время он ожидал от Манифеста 17 октября 1905 года», - считает Р. Пайпс. Но в это время у императора уже не было выбора, он перестал контролировать войска.

Между тем уже 28 февраля массовые демонстрации под красными флагами захлестнули Москву и другие промышленные центры страны. Таким образом подавить революцию становилось невозможно без гражданской войны в тылу фронта. Этот фактор решающим образом влиял на позицию генералитета. Революция победила. Старый режим рухнул. Перед страной встала задача формирования нового режима.

Казалось, в России должна утвердиться конституционная монархия. Но события быстро вышли из-под контроля Думы и военного руководства. Радикальные группировки смогли установить через Советы тесную связь с солдатской массой - вооруженной силой переворота. Под впечатлением общения с лидерами совета М. Родзянко связался со штабом Северного фронта, где находился император. «В Пскове у аппарата Родзянку ждал генерал Рузский, которому председатель и описал состояние дел под впечатлением нашей беседы. Необходимость или по крайней мере неизбежность отречения Николая была указана Родзянкой в подлинных словах. Еще бы! Теперь даже Милюков признал ее необходимость», — вспоминал один из лидеров совета Н. Суханов. «Ненависть к монархии дошла до крайних пределов... - сообщал Родзянко Рузскому, - раздаются грозные требования отречения...» В случае отречения, утверждал Родзянко, «Наша славная армия не будет ни в чем нуждаться... Железнодорожное сообщение не будет ничем затруднено...» Думским лидерам казалось, что частными уступками можно взять рабочие массы под контроль. Но, как показали последующие события, массы контролировали вождей не меньше, чем вожди контролировали массы.

Родзянко успокоил Рузского сообщением о том, что «правительственная власть перешла в настоящее время к Временному комитету Государственной Думы». Это была правда, хотя и не вся (о влиянии Совета Рузский не догадывался), и она произвела впечатление. Рузский решил добиваться отречения Николая II. Фактически к этому моменту Николай находился под домашним арестом. После того, как командующие фронтами в большинстве своем высказались за отречение, морально готовый к этому Николай дал согласие.

2 марта к императору должна была выехать делегация Временного комитета государственной думы во главе с Родзянко. Ее член В. Шульгин, правый консерватор по взглядам, составил проект акта об отречении в пользу царевича Алексея с регентством брата Михаила. Лидеры совета заявили, что предоставят делегации паровоз только после того, как из проекта было исключено упоминание передачи власти Алексею. Однако с точки зрения думских лидеров это должно было быть решение самого царя, и в результате к нему тайно направилась делегация в составе В. Шульгина и А. Гучкова с прежним проектом. Но в это время у Николая уже был проект, составленный дипломатом Н. Бразили.

Днем 2 марта он подписал телеграмму об отречении сначала в пользу сына Алексея, а позднее - в пользу брата Михаила. Именно второй вариант был вписан в проект Манифеста об отречении. По действовавшему тогда указу о престолонаследии 1796 г. Николай II не имел права отрекаться от престола за сына. А тот мог отречься от престола только по достижении совершеннолетия. Таким образом, вся процедура отречения делалась юридически незаконной. Похоже, последний император это понимал. Фрейлина А. Вырубова вспоминала о словах Николая: «Это вынужденное решение, надо мной был занесен нож, и я всегда смогу это доказать, если меня спросят об этом». «Нельзя не прийти к выводу, что Николай II здесь хитрил... Пройдут тяжелые дни, потом все успокоится, и тогда можно будет взять данное обещание обратно,» - считал П. Милюков.

Манифест был подписан 2 марта в 23 часа 40 минут в царском вагоне в присутствии генерала Рузского, Гучкова, Шульгина, а также министра двора В. Фредерикса и начальника походной канцелярии генерала К. Нарышкина. Под ним была поставлена дата 3 часа дня. В манифесте об отречении говорилось: «В эти решительные дни в жизни России почли мы долгом совести облегчить народу Нашему тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с государственной Думою, признали Мы за благо отречься от престола Государства Российского и сложить с Себя Верховную Власть». Как видим, мотивом отречения царь называет сохранение национального единства перед лицом врага. Риторика манифеста иногда так очаровывает исследователей, что они готовы приписать императору некоторую свободу воли при решении вопроса — отрекаться или нет. Р. Пайпс, например, утверждает: «Все говорит о том, что Николай II отрекся из патриотических соображений, желая избавить Россию от позорного поражения и спасти ее армию от разложения… Если бы царь в первую очередь заботился о сохранении трона, он мог бы скоропалительно заключить мир с немцами и бросить войска с фронта на усмирение бунта в Петрограде и Москве». Мнение американского историка находится в кричащем противоречии с фактами, характеризующими обстановку первых чисел марта. После провала экспедиции Иванова под рукой императора уже не осталось генералов, готовых «усмирять бунт», и именно генералы пришли к выводу, что без устранения Николая добиться победы не удастся. К моменту отречения он был уже фактически лишен власти. Как мы увидим, сам Николай не разделял иллюзии Пайпса о возвышенных мотивах и добровольности отречения.

Николай объяснял свое отречение в пользу Михаила неготовностью «расстаться с любимым сыном нашим». Николай завещал Михаилу править в согласии с народными представителями, то есть как конституционному монарху. Долгая борьба за ответственное перед парламентом правительство увенчалась успехом — но лишь на историческое мгновение, ибо обстановка уже лишала эту победу смысла.

Уже после отречения, задним числом Николай II утвердил предложенную лидерами Думы кандидатуру премьер-министра - князя Г. Львова, лидера Земского движения. Сам Николай II и его семья были вскоре арестованы. 3 марта великий князь Михаил, человек либеральных взглядов, отказался принимать власть обусловив окончательное решение вопроса решением будущего парламента. История российской империи завершилась, хотя формально республика была провозглашена только 1 (14) сентября.

Die Abdankungsurkunde des Zaren Nikolaus II., 2. (15.) März 1917

Hauptquartier

An den Chef des Stabes.

In den Tagen des großen Kampfes gegen den äußeren Feind, der sich seit drei Jahren bemüht, unser Vaterland zu unterjochen, hat Gott Rußland eine neue schwere Prüfung gesandt. Die im Inneren ausgebrochenen Unruhen drohen verhängnisvolle Rückwirkungen auf den endgültigen Ausgang des erbarmungslosen Krieges zu nehmen. Das Schicksal Rußlands, die Ehre unserer heldenmütigen Armee, das Wohl des Volkes und die ganze Zukunft unseres teuren Vaterlandes fordern, daß der Krieg um jeden Preis bis zum siegreichen Ende weitergeführt wird. Der grausame Feind unternimmt seine letzten Anstrengungen, und der Augenblick ist nicht mehr fern, da unser ruhmreiches Heer gemeinsam mit unseren glorreichen Verbündeten den Feind endgültig zu Boden werfen wird. In diesen für das Leben Rußlands entscheidenden Tagen hielten WIR es für Unsere Gewissenspflicht, UNSEREM Volk den engsten Zusammenschluß und die Organisierung aller seiner Kräfte erleichtern zu sollen, damit ein schneller Sieg verwirklicht werden kann. Deshalb haben WIR im Einvernehmen mit der Staatsduma für gut befunden, der Krone des Russischen Reiches zu entsagen und die oberste Gewalt niederzulegen. Da WIR uns nicht von UNSEREM geliebten Sohne trennen wollen, übertragen WIR die Erbfolge auf UNSEREN Bruder, den Großfürsten MICHAIL ALEKSANDROVIČ, dem WIR bei der Besteigung des Thrones des Russischen Reiches UNSEREN Segen erteilen. WIR geben UNSEREM Bruder den Befehl, in voller Übereinstimmung mit den Volksvertretern in den gesetzgebenden Körperschaften die Regierung zu führen auf den Grundlagen, die von ihnen festgesetzt werden, und auf sie einen unverletzlichen Eid zu leisten. Im Namen der heißgeliebten Heimat rufen WIR alle treuen Söhne des Vaterlandes auf, ihre heilige Pflicht gegenüber diesem zu erfüllen, dem Zaren in dem schweren Augenblick nationaler Prüfungen zu gehorchen und IHM gemeinsam mit den Volksvertretern zu helfen, das Russische Reich auf den Weg des Sieges, der Wohlfahrt und des Ruhmes zu fuhren. Möge Gott der Herr Rußland schützen!

Pskov.

2. März, 15 Uhr 5 Min. 1917

Nikolaus

Minister des Kaiserlichen Hofes

General-Adjutant Graf Frederiks

Rev. Übersetzung hier nach: Hellmann, M. (Hg.), Die Russische Revolution 1917, München 1964, S. 138.

Об отречении Государя Императора Николая II от престола Российского и о сложении с себя верховной власти, 2 (15) марта 1917

Ставка

Начальнику Штаба.

В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу угодно было ниспослать России новое тяжкое испытание. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны во что бы то ни стало до победного конца. Жестокий враг напрягает последние силы и уже близок час, когда доблестная армия наша совместно со славными нашими союзниками сможет окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России, почли МЫ долгом совести облегчить народу НАШЕМУ тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственною Думою, признали МЫ за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с СЕБЯ Верховную власть. Не желая расстаться с любимым Сыном НАШИМ, МЫ передаем наследие НАШЕ Брату НАШЕМУ Великому Князю МИХАИЛУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ и благословляем Его на вступление на Престол Государства Российского. Заповедуем Брату НАШЕМУ править делами государственными в полном и ненарушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу. Во имя горячо любимой родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего святого долга перед Ним, повиновением Царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ЕМУ, вместе с представителями народа, вывести Государство Российское на путь победы, благоденствия и славы. Да поможет Господь Бог России.

г. Псков.

2-го марта, 15 час. 5 мин. 1917 г.

Николай

Министр Императорского Двора

Генерал Адъютант Граф Фредерикс

ГАРФ, Ф. 601, Оп.1, Д.2470.

• 
  Seite 1

GARF, f. R-601, op. 1, d. 2470, l. 1. Original. Gemeinfrei (amtliches Werk).

Государственный архив Российской Федерации, f. R-601, op. 1, d. 2470, l. 1. оригинальный. Общественное достояние (официальный документ).

Helmut Altrichter, Russland 1917: Ein Land auf der Suche nach sich selbst. 2. Aufl., Schöningh, Paderborn 2017.

Ėduard N. Burdžalov, Vtoraja russkaja revoljucija. Moskva, front, periferija [Die zweite russische Revolution. Moskau, die Front, die Peripherie]. Nauka, Moskva 1971.

Ėduard N. Burdžalov, Russia’s Second Revolution: The February 1917 Uprising in Petrograd (=Indiana-Michigan series in Russian and East European studies). Indiana Univ. Press, Bloomington 1987.

Marc Ferro, Nikolaus II. Der letzte Zar. Heyne, München 1993.

Orlando Figes, Die Tragödie eines Volkes: Die Epoche der russischen Revolution, 1891 bis 1924. Berlin-Verlag, Berlin 1998.

Tsuyoshi Hasegawa, The February Revolution: Petrograd, 1917 (=Publications on Russia and Eastern Europe of the School of International Studies 9). Univ. of Washington Press, Seattle/London 1981, Online.

Pavel N. Miljukov, Vospominanija [Erinnerungen]. Politizdat, Moskva 1991, Online.

Sergej S. Ol’denburg, Carstvovanie Imperatora Nikolaja II [Die Herrschaft vom Zaren Nikolaus II.]. TERRA, Moskva 1992.

Richard Pipes, Die russische Revolution. Bd. 1: Der Zerfall des Zarenreiches. Rowohlt, Berlin 1992.

Nikolaj N. Suchanov, 1917: Tagebuch der russischen Revolution. Hrsg. von Nikolaus Ehlert. Piper, München 1967.

Aleksandr V. Šubin, Velikaja Rossijskaja revoljucija: ot fevralja k oktjabrju 1917 goda [Die Große Russländische Revolution: Von Februar bis Oktober 1917]. Rodina Media, Moskva 2014.

Бурджалов, Э. Н. Вторая русская революция. Восстание в Петрограде. Москва: Наука, 1967.

Бурджалов, Э. Н. Вторая русская революция. Москва, фронт, периферия. Москва: Наука, 1971.

Милюков, П. Н. Воспоминания. Москва: Политиздат, 1991, онлайн.

Ольденбург, С. С. Царствование Императора Николая II. Москва: ТЕРРА, 1992.

Пайпс, Р. Русская революция, Кн. 1: Агония старого режима, 1905-1917. Москва: Захаров, 2005.

Суханов, Н. Н. Записки о революции. Кн. I-VII. Берлин/Петербург/Москва, 1923.

Ферро, М. Николай II. Москва: Международные отношения, 1991.

Шубин, А. В. Великая Российская революция: от февраля к октябрю 1917 года. Москва: Родина медиа, 2014.

Altrichter, H. Russland 1917: Ein Land auf der Suche nach sich selbst [Россия 1917: страна в поисках самой себя]. 2. Aufl., Paderborn: Schöningh, 2017.

Figes, O. A People’s Tragedy: The Russian Revolution 1891—1924. London: Pimlico, 1997, онлайн.

Hasegawa, T. The February Revolution: Petrograd, 1917. Seattle/London: Univ. of Washington Press, 1981, онлайн (=Publications on Russia and Eastern Europe of the School of International Studies 9).