Dekret über die Gewissensfreiheit, die kirchlichen und religiösen Vereinigungen
Das Dekret „Über die Gewissensfreiheit, die kirchlichen und religiösen Vereinigungen“ vom 20. Januar (2. Februar) 1918, das als das Dekret „Über die Trennung der Kirche vom Staat und der Schule von der Kirche“ in die Geschichte eingegangen ist, legte die Grundsätze der sowjetischen Religionspolitik fest. Sie hatte ihren Ausgangspunkt in Lenins Überzeugung, dass „die Religion Opium für das Volk“ sei. Sie zielte in erster Linie auf die Russische Orthodoxe Kirche (ROK), in der man eine Stütze der zaristischen Autokratie und des antisowjetischen Widerstandes sah. Das Dekret stellte einen massiven Eingriff sowohl in den Besitz als auch in die Leitungs- und Organisationsstruktur der ROK dar, womit man das Ende der Orthodoxie in Russland überhaupt herbeizuführen hoffte. Über diesen Rahmen hinaus bestand seine Intention darin, andere, nichtorthodoxe und nichtchristliche Religionsgemeinschaften auszuschalten.
Декрет «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» от 20 января (2 февраля) 1918 г., известный как декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», устанавливал основы советской религиозной политики. Она базировалась на ленинской точке зрения, согласно которой «религия – это опиум для народа», и была направлена в первую очередь против Русской Православной Церкви (РПЦ), в которой большевики видели опору царского самодержавия и антисоветского сопротивления. Этот декрет изменял как статус собственности РПЦ, так и ее руководящие и организационные структуры, с намерением в целом покончить с православной церковью в России. Можно увидеть в Декрете и намерение вытеснить впоследствии и другие, неправославные и нехристианские, религиозные сообщества из политической и общественной жизни страны.
Die Ausarbeitung des Dekrets „Über die Trennung der Kirche vom Staat und der Schule von der Kirche“[1] begann bereits wenige Wochen nach der Oktoberrevolution. Neben V.I. Lenin, selbst Jurist, waren daran maßgeblich A.V. Lunačarskij, V.D. Bonč-Bruevič und der Volkskommissar für Justiz, P.I. Stučka, beteiligt. Noch vor der Verabschiedung hatte die sowjetische Staats- und Parteiführung einige Maßnahmen beschlossen, die entscheidende Bestimmungen des Dekrets vorwegnahmen. So hatte der 2. Sowjetkongress am 26. Oktober (8. November) 1917 das Dekret „ Über den Boden“ verabschiedet, das den privaten Besitz von Grund und Boden verbot und sämtlichen Landbesitz, auch denjenigen von Kirchen und Klöstern, in Volkseigentum überführte. Dieses Dekret hat die wirtschaftliche Basis der Russischen Orthodoxen Kirche (ROK), vordem eine der größten Grundbesitzerin des Russischen Reiches, zerstört.
Kurz darauf, am 2. (15.) November 1917, wurde die rechtliche Vorrangstellung der ROK gegenüber anderen Konfessionen und Religionen aufgehoben. In den folgenden Wochen wurden die Klöster in die Zuständigkeit des Volkskommissariats für Versorgungswesen überführt (30. November (13. Dezember) 1917) und das kirchliche Schulwesen (einschließlich der theologischen Ausbildungsstätten) verstaatlicht (11. (24.) Dezember 1917). Am 18. (31.) Dezember 1917 verlor die Kirche alle zivilstandesrechtlichen Befugnisse (der Eheschließung sowie der Geburts- und Todesregistrierung), die Zivilehe ersetzte die kirchliche Trauung und zur Scheidung bedurfte es künftig nicht viel mehr als einer entsprechenden Willenserklärung der Eheleute. Gleichzeitig wurden Geistliche aus allen staatlichen Institutionen (z.B. Heer und Marine) entfernt (14. (27.) Januar 1918). Das Dekret vom 20. Januar (2. Februar) 1918 darf als Zusammenfassung und Krönung dieser Maßnahmen gelten.
Die höchst unsichere politische Situation und das Bestreben der Bolschewiki, die Gläubigen nicht durch allzu schroffe Formulierungen vor den Kopf zu stoßen, vielleicht sogar einige von ihnen für sich zu gewinnen, führte dazu, dass der hochbrisante Inhalt des Dekrets in verbindliche Worte gekleidet wurde. In Wirklichkeit bezweckten seine Bestimmungen die Liquidierung der kirchlichen und religiösen Strukturen.
Art. 1 wurde von Lenin selbst formuliert. Ursprünglich hatte er gelautet: „Religion ist Privatsache jedes Bürgers der Russländischen Republik.“ Dagegen ist sein endgültiger Wortlaut einerseits abstrakter und geht zugleich viel weiter als der ursprüngliche Text. Denn aus Sicht der Partei war die Deklarierung der Religion zur „Privatsache des Bürgers“ durchaus problematisch. Die Spitze der VKP (b) tolerierte keine liberale Religionspolitik und erst recht keine Religionsfreiheit, die sich mit „Religion als Privatsache des Bürgers“ begründen ließ. So beschloss der 8. Parteikongress ein neues Parteiprogramm, in dem betont wurde, dass die Partei „sich in bezug auf die Religion nicht mit der bereits dekretierten Trennung der Kirche von der Schule und der Schule von der Kirche“ begnüge, dass sie bestrebt sei, „die tatsächliche Befreiung der werktätigen Massen von religiösen Vorurteilen zu fördern“ und „die antireligiöse Propaganda in breitestem Ausmaße zu organisieren“.[2] Mit der Neuformulierung des Art. 1. beugte Lenin jeglichem Missverständnis vor.
Art. 2 und Art 3. bieten Beispiele wohlklingender Rhetorik. Sie richteten sich vor allem gegen die ROK und hoben deren bisher privilegierte Stellung als Staatskirche auf. Sie wurde zu einer Religionsgemeinschaft unter vielen herabgestuft. Art. 4. ergänzte diese Maßnahme, indem er die Verdrängung der russisch-orthodoxen Riten aus dem staatlichen, rechtlichen und öffentlichen Bereich vorsah.
Art. 5 gestattete noch ein Minimum an Religiosität in der Öffentlichkeit und beugte dem Urteil vor, das Dekret trage einen grundsätzlich antireligiösen Charakter. In der Tat wurden Kirchenprozessionen bis weit in die 1920er Jahre erlaubt. Dies geschah allerdings unter der Bedingung, dass sie zwei Tage vorher von den lokalen Behörden genehmigt worden waren, was diesen Spielraum für Manipulationen gab. Die „religiöse Propaganda“, wie sie die Verfassung der RSFSR von 1918 den Gläubigen noch zugestanden hatte, wurde durch die Verfassung von 1936 auf die „Freiheit der religiösen Bekenntnisse“ reduziert; kommunistische Organisationen behielten dagegen weiterhin das Recht auf antireligiöse Propaganda.
Art. 6 lässt abermals den vorsichtigen Charakter des Dekrets erkennen. Bereits um die Jahrhundertwende hatte sich Lenin über Sekten positiv geäußert, weil sie dem Staat und der Staatskirche gegenüber eine z.T. militant ablehnende Haltung zeigten und manche von ihnen Lenin und seine Mitstreiter verbal unterstützten. Lenin betrachtete die Sekten als Bundesgenossen in seinem Kampf gegen die Autokratie. Dem zweiten Abschnitt dieses Artikels, der die Möglichkeit einer Ersatztätigkeit für den Militärdienst eröffnete, entsprachen Sonderdekrete Lenins von 1919 und 1920, die einige Sekten ausdrücklich vom Militärdienst befreiten. Spätestens seit der Mitte der 1920er Jahre wurde diese Befreiung immer seltener gewährt.
Art. 7 und Art. 8 gehören heute zum Grundbestand vieler demokratischer Verfassungen. Hiermit wurde der Status der ROK als Staatskirche aufgehoben. Vor 1918 hatten die orthodoxen Riten das staatliche und öffentliche Leben im Russischen Reich maßgeblich geprägt, während orthodoxe Priester die standesamtlichen Register für Geburt, Taufe, Eheschließung und Tod führten. Vom Art. 8 wurden auch andere Staatskirchen bzw. Staatsreligionen getroffen. Dies gilt sowohl für die römisch-katholische und die evangelisch-lutherische Kirche als auch für die muslimischen Einrichtungen. Im Zarenreich waren sie Staatskirchen (minderen Rechts) und übten ebenso standesamtliche Funktionen aus. Nachdem diese Funktionen den Geistlichen entzogen worden waren, hatten sie – v.a. in den Städten – noch kaum Überblick über das Leben ihrer Gemeinden. Zwar durften sie sich noch anfangs Abschriften aus den standesamtlichen Geburtsregistern machen, doch auch dies wurde bald unterbunden.
Art. 9 griff massiv in das innerkirchliche Leben ein. Hinter seinem harmlosen Wortlaut verbarg sich eine geradezu zerstörerische Praxis. Die im dritten Abschnitt erwähnten „privaten“ Möglichkeiten der Religionsvermittlung wurden immer mehr eingeschränkt. Sonntagsschulen bzw. Kindergottesdienst wurden mit Repressionen geahndet; der Religionsunterricht (Konfirmandenunterricht und Firmungsvorbereitung), der zunächst auf drei Personen beschränkt worden war, wurde später auf Personen über 18 Jahre beschränkt bzw. nicht mehr erlaubt. Auf der Grundlage dieser Bestimmung wurden in der Folgezeit alle theologischen Unterrichtsstätten geschlossen. Die temporäre Zulassung nichtorthodoxer Seminare (z.B. die Biblischen Hochschulkurse der Evangelisch-Lutherischen Kirche in Leningrad) stellte sogar in den vergleichbar liberalen 1920er Jahren eine Ausnahme dar. Somit bedeutete Art. 9, dass die Religionsgemeinschaften ihre jungen Gemeindemitglieder zuerst unter sehr schweren Bedingungen und später überhaupt nicht mehr in Glaubensdingen unterrichten konnten.
Art. 10 stellte religiöse Institutionen und Gemeinden Privatgesellschaften und -verbänden gleich, die vom Staat keinerlei Subsidien erhielten. Diese Regelung bezog sich auf Bischöfe und Leitungsorgane aller Staatskirchen einschließlich solchen des minderen Rechts. Die einzelnen Gemeinden traf sie erst 1929. Dabei blieb unklar, wie sich die sowjetische Staats- und Parteiführung eine reale Kirchengemeinde vorstellte. Zwar ist im Artikel 10. von „Privatgesellschaften und -verbänden“ die Rede, zu diesem Zeitpunkt existierten sie aber höchstens noch auf dem Papier. Lediglich in der „Verordnung über das Verfahren bei der Durchführung des Dekrets über die Trennung der Kirche vom Staat und der Schule von der Kirche“ (Art. 6, siehe unten) wurde die Gemeinde indirekt definiert, indem betont wurde, dass für den Abschluss eines Nutzungsvertrages über ein Gotteshaus mit dem örtlichen Rat „eine Gruppe von Gläubigen“ notwendig war, die mindestens 20 Personen umfassen musste.
Art. 11 verfolgte das Ziel, die finanziellen Grundlagen der religiösen Gemeinden zu schwächen. Er traf vor allem die Leitungsorgane der Kirchen (Bischöfe, Kirchenverwaltungen usw.) und meinte mit „Zwangseintreibungen von Abgaben und Gebühren“ die für sie bestimmten Kollekten. Durch das Verbot von Zwangs- und Strafmaßnahmen gegen Gemeindemitglieder soll die Autorität der hohen und niedrigen Geistlichkeit untergraben werden. Das Große Landeskonzil der ROK von 1917/18 nahm diesem Verbot etwas von seiner Schärfe, indem es eine stärkere Ausrichtung des Gemeindelebens auf die Laien beschloss. So führte das Konzil die Wahl der Bischöfe durch Priester und Laien ein; in Anbetracht der Repressionen war sie allerdings kaum durchzuführen.
Der ebenfalls relativ harmlos klingende Art. 12 entzog der ROK ihre wirtschaftliche Basis. Er nahm Bezug auf das Dekret „Über den Boden“ vom 26. Oktober (8. November) 1917, das den gesamten Grundbesitz der Zarenfamilie, des Adels, der Kirche und der Klöster konfiszierte. Zwar hatte der zarische Staat alle Leitungsorgane der Kirche, die Bischöfe mit ihren Residenzen, die Priesterseminare usw. finanziert, doch bildete der Landbesitz die eigentliche finanzielle Basis der ROK, die zu den größten Grundbesitzern des Zarenreiches zählte. Diese Verordnung traf auch andere Religionsgemeinschaften, allen voran die lutherische und die katholische Kirche: Vom Staat großzügig finanziert, verfügten sie ebenfalls über einen enormen Grundbesitz, aus dessen Einkünften beträchtliche Posten ihres Budgets gedeckt wurden. Darüber hinaus trat die Enteignung kirchliche Spitäler und diakonische Einrichtungen, die von der lutherischen Kirche und zum Teil von der ROK unterhalten worden waren. Wie die praktische Umsetzung dieses Artikels zeigt, handelte es sich dabei nicht um eine Demokratisierungsmaßnahme der Bolschewiki, sondern um einen als menschenfreundliche Verordnung getarnten Versuch zur Unterdrückung und zur endgültigen Liquidierung der Religionsgemeinschaften.
Sodann sprach Art. 12 den religiösen Gemeinschaften die Rechtsfähigkeit ab, indem es ihnen den Charakter einer juristischen Person entzog.
„Das bedeutete die Zerstörung der 'Kirche' im Sinne einer hierarchisch aufgebauten und körperschaftlich verfaßten Institution. Mit einem Schlage wurde ihre gesamte Verfassung rechtswidrig; ihre Organisation zerfiel in eine Unzahl zusammenhangloser Gemeinden“.[3] Der Artikel bezog sich zwar auf die ROK, galt aber im gleichen Masse für alle anderen religiösen Gemeinschaften.
Art. 13. zeigt, wie sehr den Bolschewiki daran gelegen war, die religiösen Gemeinschaften – namentlich die ROK – ihrer wirtschaftlichen Basis zu berauben. Er präzisiert und verschärft noch einmal den ersten Absatz des vorangegangenen Artikels. Aus ihm geht hervor, dass die für den Gottesdienst genutzten Gebäuden wie Kirchen, Kapellen, Bethäuser, theologische Ausbildungsstätten und Klöster in den Besitz des Staates übergehen. Der Artikel deutet darauf hin, dass die verstaatlichten Gotteshäuser künftig durch religiöse Gemeinschaften genutzt werden können. Zwar ist diese Bestimmung nicht konkret genug, trotzdem bildete sie bis zum Zusammenbruch der Sowjetunion die Grundlage aller Nutzungsverträge zwischen dem Staat und den religiösen Gemeinschaften. Dabei handelte es sich stets um Nutzungsverträge für solche Gotteshäuser, die die örtlichen Sowjets ihren religiösen Gemeinden zugestanden.
Wie zwei spätere Zirkulare des Volkskommissariats für Justiz (3. Januar 1919) und des Volkskommissariats für Innere Angelegenheiten (28. Februar 1919) verfügt hatten, stand es dem Staat frei, Gotteshäuser für andere Zwecke zu verwenden oder auf Verlangen der „werktätigen Massen“ zu schließen. 1939, d.h. nach den Großen Säuberungen, gab es in der ganzen Sowjetunion nur noch 200-500 „funktionierende“ orthodoxe Kirchen. Zum Vergleich sei angeführt: 1914 bezifferte die ROK die Zahl ihrer Gemeinden im Russischen Reich auf 54 000, zwischen 1948 und 1986 wurde die Zahl der „funktionierenden“ orthodoxen Kirchen durch „administrative“ Maßnahmen des Staates von 14 000 auf 6800 reduziert.[4] Die „kostenlose Benutzung“ einstiger Gotteshäuser, die Art. 13 verkündete, wurde bis Ende der 1980er Jahre propagandistisch ausgeschlachtet, wobei man aber unterschlug, dass die religiösen Gemeinschaften den höchsten Steuersatz in der Sowjetunion zu zahlen hatten, und der Boden, auf dem das jeweilige Gotteshaus stand, mit überzogenen Steuern belegt wurde.
Da die einzelnen Abschnitte des „Trennungsdekrets“ zum Teil bewusst vage formuliert, zum Teil in vorliegender Form nicht zu realisieren waren, veranlasste der Rat der Volkskommissare (SNK) die Einberufung einer „Sonderabteilung für Kultfragen“ beim Volkskommissariat für Justiz, die eine „Verordnung über das Verfahren bei der Durchführung des Dekrets über die Trennung der Kirche vom Staat und der Schule von der Kirche“ auszuarbeiten hatte. Am 30. August 1918 trat diese Verordnung in Kraft. Darin wurden konkrete Schritte festgelegt, in denen die allgemeinen Bestimmungen des „Trennungsdekrets“ umzusetzen waren. Dabei zeigte die „Sonderabteilung für Kultfragen“ mit aller Klarheit, wo sie ihre Prioritäten setzte: Von 35 Paragraphen der Verordnung sind allein 22 den Modalitäten der Enteignung des kirchlichen Vermögens gewidmet.
Die Bedeutung des Dekrets „Über die Gewissensfreiheit, die kirchlichen und religiösen Vereinigungen“ geht weit über seine propagandistische Wirkung hinaus. Der Schwerpunkt des Dekrets und seiner Durchführungsbestimmungen lag auf der Enteignung der Religionsgemeinschaften und der Entmachtung der kirchlichen Leitungsorganen. In der Tat schwächte diese Maßnahme die Leitungsstrukturen aller Religionsgemeinschaften erheblich, während ihre Organisationen teilweise zerstört wurden. Darüber hinaus ging die Zahl der Gemeinden während der 1920er Jahre zurück. Nichtsdestoweniger blieben die Basisgemeinden vom Dekret weitgehend verschont. Zeitweise entstanden sogar neue Formen des kirchlichen Gemeindelebens, die gegen die Bedingungen des Dekrets nicht verstießen und von den örtlichen Sowjets geduldet wurden. Es handelt sich in erster Linie um Gründungen der protestantischen Freikirchen wie Baptisten und Adventisten, die z.B. sogenannte christliche „Kolchosen“ ins Leben riefen.
Das Jahr 1929 wurde für religiöse Gemeinschaften zum Schicksalsjahr: Unter dem Vorzeichen der „Revolution von oben“ verabschiedete die sowjetische Staats- und Parteiführung das Dekret „Über die religiösen Vereinigungen“, das die systematische Zerstörung der Gemeinden als einer Basis der Kirche zum Ziel hatte.
- ↑ Zur Bezeichnung des Dekrets: Otto Luchterhandt, Der Sowjetstaat und die Russisch-Orthodoxe Kirche: Eine rechtshistorische und rechtssystematische Untersuchung. Verlag Wissenschaft und Politik, Köln 1976, S. 33.
- ↑ Ebd., S. 44.
- ↑ Ebd., S. 35.
- ↑ Peter Hauptmann/Gerd Stricker (Hrsg.), Die Orthodoxe Kirche in Rußland: Dokumente ihrer Geschichte (860–1980). Vandenhoeck & Ruprecht, Göttingen 1988, S. 606ff.
Работа над декретом «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» началась уже спустя несколько недель после Октябрьской революции. Помимо В.И. Ленина, юриста по образованию, в ней участвовали также А.В. Луначарский, В.Д. Бонч-Бруевич и П. И. Стучка (в марте 1918 г. ставший наркомом юстиции РСФСР). Еще до принятия декрета советское государственное и партийное руководство приняло ряд законов, предвосхищавших ключевые положения декрета. Так, 26 октября (8 ноября) 1917 г. II съезд Советов принял декрет « О земле», запрещавший частную собственность на землю и переводивший всю земельную собственность, в том числе церковную и монастырскую, в народную. Этим декретом была уничтожена экономическая база РПЦ, ранее одного из крупнейших землевладельцев Российской империи.
Вскоре после этого, 2 (15) ноября 1917 г., были отменены правовые преференции РПЦ по отношению к другим конфессиям и религиям. В последующие недели монастыри были переданы в ведение Наркомата призрения (см. отношение от 30 ноября (13 декабря) 1917 г.), а церковные учебные заведения (в том числе семинарии) – в распоряжение государства (см. отношение от 11 (24) декабря 1917 г.). 18 (31) декабря 1917 г. Церковь утратила все свои гражданско-правовые полномочия (в частности, компетенцию по регистрации браков, рождений и смертей); гражданский брак заменил церковное венчание, а для развода требовалось теперь лишь немногим больше, чем простое волеизъявление супругов. При этом духовенство было удалено из всех государственных институтов (в т. ч. из армии и флота) (см. Отношение от 14 (27) января 1918 г.). Таким образом, декрет от 20 января (2 февраля) 1918 г. можно рассматривать как результат, завершивший все эти предварительные меры.
Крайне неопределенная политическая ситуация в стране и желание большевиков не обидеть верующих слишком резкими формулировками, а возможно даже привлечь некоторых из них на свою сторону, сказались на общей тональности декрета – его революционное содержание было осторожно сформулировано. Однако несмотря на формулировки, положения декрета были направлены на ликвидацию церковных и религиозных структур.
1-я статья была сформулирована самим Лениным. Первоначально она гласила: «Религия – личное дело каждого гражданина Российской Республики». Ее окончательная формулировка, однако, более абстрактна и в то же время заходит гораздо дальше начальной. С точки зрения партии, объявить религию «личным делом каждого гражданина» было недопустимо. Руководство ВКП(б) не терпело либеральной религиозной политики, тем более, религиозной свободы, которая основывалась бы на «религии как личном деле каждого гражданина». Позднее, на VIII съезде партии (18–23 марта 1919 г.) была принята новая партийная программа, в которой подчеркивалось, что партия «по отношению к религии не удовлетворяется декретированным уже отделением церкви от государства и школы от церкви, содействуя фактическому освобождению трудящихся масс от религиозных предрассудков и организуя самую широкую научно-просветительную и антирелигиозную пропаганду»[1]. Переформулировав 1-ю статью, Ленин предотвратил любые ее разночтения.
2-я и 3-я статьи декрета – примеры звучной риторики. Они направлены в первую очередь против РПЦ и отменяют ее привилегированное до тех пор положение как государственной церкви. Статус РПЦ был понижен декретом от 20 января (2 февраля) 1918 г. до уровня одного из многих религиозных сообществ России.
Статья 4 дополняла две предыдущие – она предусматривала исключение православной обрядности из государственной, правовой и общественной жизни России.
5-я статья пока еще допускала минимум религиозности в общественных местах и не позволяла считать, что декрет носил принципиально антирелигиозный характер. Фактически, церковные шествия были еще долго разрешены в 1920-е г., но лишь при условии, что они будут одобрены местными властями не позднее чем за два дня до назначенной даты (что оставляло властям простор для манипуляций). «Религиозная пропаганда», еще разрешенная верующим конституцией РСФСР 1918 года, конституцией 1936 года была сведена к «свободе вероисповедания»; коммунистические организации, напротив, сохранили за собой право на антирелигиозную пропаганду.
6-я статья опять-таки отражает осторожный характер декрета. На рубеже веков Ленин положительно отзывался о сектах, поскольку они демонстрировали порой воинственно-негативное отношение к российскому самодержавию и государственной церкви, а некоторые своими заявлениями даже поддерживали Ленина и его соратников. Ленин рассматривал секты как союзников в своей борьбе с самодержавием. Второй раздел 6-й статьи, предполагавший возможность альтернативной воинской службы, увязывался со специальными декретами Ленина 1919 и 1920 гг., которые прямо освобождали членов некоторых сект от воинской службы (самое позднее, с середины 1920-х гг. освобождать от нее стали все реже и реже).
Положения 7-й и 8-й статьи сегодня являются базовыми для многих демократических конституций. Именно на их основе статус РПЦ как государственной церкви был в 1918 г. аннулирован. До 1918 г. православная обрядность сохраняла значительное влияние на государственную и общественную жизнь Российской империи, а православные священники вели записи актов гражданского состояния – о рождении, крещении, бракосочетании и смерти. 8-я статья касалась и других Церквей государства и государственных религий, в т. ч. Римско-католической, Евангелическо-лютеранской, а также мусульманских религиозных учреждений. В царской империи они были официальными государственными церквями (с меньшими, чем у РПЦ, правами) и также осуществляли гражданские функции. После того как эти функции были у них отозваны, духовенство – особенно в городах – уже имело слабое представление о жизни своих общин. И хотя первоначально ему было разрешено делать копии записей актов гражданского состояния, вскоре и это запретили.
9-я статья решительно вмешивалась во внутрицерковную жизнь. За ее безобидными формулировками на практике скрывались существенные ограничения. В третьем предложении было разрешено обучение религии «частным образом», но постепенно эта возможность становилась все более номинальной. Воскресные школы и детские церковные службы были ограничены: на уроки религии (подготовка к конфирмации) поначалу допускали не более трех человек, а позднее – только тех, кто был старше 18 лет, потом эти занятия вовсе запретили. В последствие на основании положений 9-й статьи в России были закрыты все богословские учебные заведения. Временное допущение неправославных семинаров (например, курсов библейского университета Евангелическо-лютеранской церкви в Ленинграде) представляло собой исключение даже в сравнительно либеральные 1920-е годы. Таким образом, применение 9-й статьи на практике привело к тому, что религиозные общины сначала обучали своих юных прихожан в тяжелых условиях, а затем и вовсе потеряли право наставлять их в вопросах веры.
10-я статья приравнивала религиозные институты и сообщества к «частным обществам и союзам», не получавшим никаких субсидий от государства. Такого рода регулирование касалось епископов и руководящих органов всех Церквей государства, включая тех, которые обладали меньшими правами. На отдельные общины подобные правила были распространены лишь в 1929 году. При этом оставалось неясно, как советское государственное и партийное руководство представляет себе реальную церковную общину. Хотя в 10-й статье речь идет о «частных обществах и союзах», на тот момент они существовали в лучшем случае на бумаге. И только в «Положении по проведению в жизнь декрета „Об отделении церкви от государства и школы от церкви“», принятом наркоматом юстиции РСФСР 30 августа 1918 г., было косвенно определено, что такое религиозная община, – в документе говорилось, что заключить соглашение с местным советом о пользовании молельным домом могла «группа верующих», насчитывавшая не менее 20 человек.
11-я статья преследовала цель ослабить финансовую базу религиозных общин. Она затрагивала прежде всего руководящие институты Церквей (епископов, церковные администрации и т. п.) и запрещала всякие «принудительные взыскания сборов и обложений в пользу церковных или религиозных обществ». Этот запрет подрывал позиции и высшего, и низшего духовенства. Поместный собор РПЦ в 1917/1918 г. несколько смягчил ситуацию, решив в большей степени сосредоточить жизнь общин на самих мирянах. Собор учредил соборные выборы епископов священниками и мирянами; однако в условиях репрессий осуществить такие выборы было практически невозможно.
12-я статья, также выглядевшая на первый взгляд достаточно безобидно, лишала РПЦ экономической базы. Она отсылала к декрету «О земле» от 26 октября (8 ноября) 1917 г., на основании которого конфисковывалось все недвижимое имущество, принадлежавшее царской семье, дворянству, Церкви и монастырям. И хотя царское государство финансировало все управляющие органы Церкви, епископов с их резиденциями, духовные семинарии и т. д., подлинный финансовый фундамент РПЦ – а она была одним из крупнейших землевладельцев Российской империи – составляла именно земельная собственность. Это положение о конфискации земель касалось и других религиозных сообществ, особенно лютеранской и католической Церквей: щедро финансируемые государством, они также обладали огромными земельными владениями, доходы от которых покрывали значительную часть их бюджетов. Кроме того, на основании 12-й статьи декрета были экспроприированы церковные больницы и дьяконические учреждения, которые содержались Лютеранской церковью и в меньшей мере РПЦ. Как показывает реализация 12-й статьи на практике, речь при этом шла не о некоей инициированной большевиками мере по демократизации общественной жизни, а о замаскированной под гуманное предписание попытке подавления и окончательной ликвидации религиозных обществ. 12-я статья лишала их правосубъектности, отказывая в статусе юридических лиц: «Это означало разрушение Церкви как иерархически выстроенной, корпоративной институции. Одним махом само ее существование стало незаконным; она распалась на множество разрозненных общин»[2]. И хотя речь в 12-й статье шла об РПЦ, предписания этой статьи касались в равной мере всех прочих религиозных сообществ.
13-я статья показывает, сколь сильно большевики стремились лишить религиозные общины – особенно РПЦ – экономической базы; она дополняет и ужесточает первое положение предыдущей статьи. Из 13-й статьи следует, что используемые для богослужений здания – церкви, часовни, молитвенные дома, богословские учебные центры и монастыри, – переходят в собственность государства. При этом здания и предметы, используемые исключительно в богослужебных целях, как официально заявлено этой в статье, передаются на основе особых постановлений властей в бесплатное пользование религиозных обществ. И хотя эта формула была недостаточно конкретна, на основе этого положения впоследствии составлялись все пользовательские договоры между советским государством и религиозными обществами, вплоть до распада Советского Союза. Это были договоры на пользование культовыми сооружениями, право на которое предоставляли религиозным общинам местные Советы.
Два более поздних циркуляра – Наркомата юстиции РСФСР от 3 января 1919 г. и Наркомата внутренних дел РСФСР от 28 февраля 1919 г. – указывали, что государство имеет право использовать культовые сооружения для других целей и даже закрывать их «по требованию трудящихся». В 1939 г., после Большого террора, во всем Советском Союзе оставалось всего 200–500 «действующих» православных храмов. Для сравнения: в 1914 г. в Российской империи у РПЦ было 54 тыс. приходов, а в период с 1948 по 1986 гг. число «действующих» православных церквей сократилось благодаря «административным» мерам со стороны государства с 14 тыс. до 6,8 тыс.[3] Так называемое «бесплатное пользование» культовыми сооружениями, предусмотренное 13-й статьей, до конца 1980-х г. оставалось пропагандистской уловкой – государство умалчивало, что религиозные общины должны были платить самую высокую ставку налога в Советском Союзе; земля, на которой стояло культовое сооружение, облагалась повышенными денежными сборами.
Поскольку отдельные разделы «Декрета об отделении церкви от государства» были сформулированы заведомо несколько расплывчато, а отчасти не могли быть реализованы, Совет Народных Комиссаров (СНК) организовал при Наркомате юстиции РСФСР Отдел по проведению в жизнь декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». Наркомат юстиции принял специальное положение на этот счет; в нем были прописаны конкретные шаги по реализации декрета (оно вступило в силу 30 августа 1918 г.). Отдел четко расставил приоритеты своей работы: из 35 пунктов его предписаний 22 были посвящены вопросам экспроприации церковного имущества.
Значение декрета «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» выходит далеко за его пропагандистские рамки. В его основе и в положениях по проведению его в жизнь лежало стремление большевиков экспроприировать имущество религиозных обществ, лишить их руководящие структуры всякого влияния. Действительно, эта мера существенно ослабила все иерархические структуры религиозных обществ, даже в чем-то разрушило их. Более того, в 1920-е г. число религиозных общин резко сократилось. И все же низовые религиозные общества декрет в известной степени пощадил. Временами при советской власти даже возникали новые формы существования религиозных общин, не нарушавшие положений декрета, и терпимо воспринимаемые местными Советами. Речь при этом идет в первую очередь о свободных протестантских Церквях, например, баптистов и адвентистов, которые, помимо прочего, создавали, например, так называемые христианские колхозы.
1929 год стал судьбоносным для религиозных обществ: под лозунгом «революции сверху» советское государственное и партийное руководство приняло декрет «О религиозных объединениях», направленный на систематическое уничтожение религиозных общин как основы церковной организации.
- ↑ Восьмой съезд РКП(б). Март 1919 г. Протоколы. Москва: Политиздат, 1959. С. 401–402.
- ↑ Luchterhandt, O. Der Sowjetstaat und die Russisch-Orthodoxe Kirche: Eine rechtshistorische und rechtssystematische Untersuchung. Köln: Verlag Wissenschaft und Politik, 1976. С. 35.
- ↑ Die Orthodoxe Kirche in Rußland: Dokumente ihrer Geschichte (860–1980) / под ред. P. Hauptmann, G. Stricker. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1988. С. 606 и далее.
Dekret über die Gewissensfreiheit, die kirchlichen und religiösen Vereinigungen[ ]
1. Die Kirche wird vom Staat getrennt.
2. In den Grenzen der Republik ist es untersagt, irgendwelche lokalen Gesetze oder Verordnungen zu erlassen, die die Freiheit des Gewissens beeinträchtigen oder begrenzen könnten, oder irgendwelche Bevorzugungen oder Privilegien enthalten, die auf der Zugehörigkeit der Staatsbürger zu einer bestimmten Religion beruhen.
3. Jeder Staatsbürger kann sich zu jeder beliebigen Religion oder auch zu keiner bekennen. Alle Rechtsminderungen, die mit dem Bekenntnis zu irgendeiner Religion oder aber mit dem Nichtbekenntnis zu einer Religion zusammenhängen, werden abgeschafft. Anmerkung: Aus allen offiziellen Akten wird jeder Hinweis auf eine religiöse Zugehörigkeit oder Nichtzugehörigkeit getilgt.
4. Die Tätigkeiten staatlicher oder anderer öffentlich-rechtlicher gesellschaftlicher Einrichtungen werden nicht von irgendwelchen religiösen Zeremonien und Riten begleitet.
5. Die freie Ausübung religiöser Riten wird insoweit gestattet, als sie nicht die öffentliche Ordnung stört und nicht von Eingriffen in die Rechte der Staatsbürger der sowjetischen Republik begleitet wird. Die örtlichen Machtorgane haben das Recht, in diesen Fällen für die Gewährleistung der öffentlichen Ordnung und Sicherheit alle erforderlichen Maßnahmen zu ergreifen.
6. Niemand kann sich – mit Hinweis auf seine religiösen Überzeugungen – der Erfüllung seiner staatsbürgerlichen Pflichten entziehen. Ausnahmen von dieser Regelung, unter der Bedingung der Ersetzung der einen staatsbürgerlichen Verpflichtung durch eine andere, bedürfen in jedem einzelnen Falle der Entscheidung des Volksgerichtes.
7. Der religiöse Eid oder Schwur wird abgeschafft. In unumgänglichen Fällen wird ein feierliches Versprechen geleistet.
8. Standesamtsregister werden ausschließlich von staatlichen Stellen geführt: von Abteilungen für die Registrierung von Ehen und Geburten.
9. Die Schule wird von der Kirche getrennt. Die Unterrichtung religiöser Glaubenslehren wird in allen staatlichen und öffentlichen Schulen, aber auch in privaten Lehranstalten, in denen auch allgemeinbildende Gegenstände unterrichtet werden, nicht gestattet. Staatsbürger dürfen Privatunterricht in der Religion geben und nehmen.
10. Alle kirchlichen und religiösen Gemeinschaften unterliegen den allgemeinen Bestimmungen über Privatgesellschaften und -verbände, und erhalten keinerlei Vorrechte und Hilfsgelder, weder vom Staat noch von seinen autonomen lokalen Stellen und von Einrichtungen der Selbstverwaltung.
11. Zwangseintreibungen von Abgaben und Gebühren zugunsten von Kirchen- und Religionsgemeinschaften werden ebenso wie Zwangsmaßnahmen und Strafen von Seiten dieser Gemeinschaften gegenüber ihren Mitgliedern nicht gestattet.
12. Keine Kirchen- und Religionsgemeinschaft hat das Recht, über Eigentum zu verfügen. Sie besitzen nicht das Recht einer juristischen Person.
13. Alles Vermögen der in Russland existierenden Kirchen- und Religionsgemeinschaften wird zu Volkseigentum erklärt.
Die Gebäude und Gegenstände, die für den Gottesdienst bestimmt sind, werden gemäß einer besonderen Verordnung der lokalen oder zentralen Staatsmacht zur kostenlosen Benutzung der jeweiligen Religionsgemeinschaft überlassen.
Vorsitzender des Rates der Volkskommissare V. Ul'janov (Lenin)
Volkskommissare:
N. Podvojskij, V. Algasov, V. Trutovskij,
A. Šlichter, P. Proš'jan, V. Menžinskij,
A. Šljapnikov, G. Petrovskij.
Leiter der Verwaltung Vl. Bonč-Brujevič.
Sekretär N. Gorbunov
Rev. Übersetzung hier nach: Altrichter, H., Haumann, H. (Hrsg.), Die Sowjetunion. Von der Oktoberrevolution bis zu Stalins Tod, Bd. 2: Wirtschaft und Gesellschaft, München 1987, S. 49-51, Online.
Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах[ ]
1. Церковь отделяется от государства.
2. В пределах Республики запрещается издавать какие-либо местные законы или постановления, которые бы стесняли или ограничивали свободу совести, или устанавливали какие бы то ни было преимущества или привилегии на основании вероисповедной принадлежности граждан.
3. Каждый гражданин может исповедывать любую религию или не исповедывать никакой. Всякие праволишения, связанные с исповеданием какой бы то ни было веры или неисповеданием никакой веры, отменяются.Примечание. Из всех официальных актов всякое указание на религиозную принадлежность и непринадлежность граждан устраняется.
4. Действия государственных и иных публично-правовых общественных установлений не сопровождаются никакими религиозными обрядами или церемониями.
5. Свободное исполнение религиозных обрядов обеспечивается постольку, поскольку они не нарушают общественного порядка и не сопровождаются посягательством на права граждан и Советской Республики.Местные власти имеют право принимать все необходимые меры для обеспечения в этих случаях общественного порядка и безопасности.
6. Никто не может, ссылаясь на свои религиозные воззрения, уклоняться от исполнения своих гражданских обязанностей.Изъятия из этого положения, под условием замены одной гражданской обязанности другой, в каждом отдельном случае допускаются по решению народного суда.
7. Религиозная клятва или присяга отменяется.В необходимых случаях дается лишь торжественное обещание.
8. Акты гражданского состояния ведутся исключительно гражданской властью: отделами записи браков и рождений.
9. Школа отделяется от церкви.Преподавание религиозных вероучений во всех государственных и общественных, а также частных учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы, не допускается.Граждане могут обучать и обучаться религии частным образом.
10. Все церковные и религиозные общества подчиняются общим положениям о частных обществах и союзах и не пользуются никакими ни преимуществами, ни субсидиями ни от государства, ни от его местных автономных и самоуправляющихся установлений.
11. Принудительные взыскания сборов и обложений в пользу церковных или религиозных обществ, равно как меры принуждения или наказания со стороны этих обществ над их сочленами, не допускаются.
12. Никакие церковные и религиозные общества не имеют права владеть собственностью.Прав юридического лица они не имеют.
13. Все имущества существующих в России церковных и религиозных обществ объявляются народным достоянием.Здания и предметы, предназначенные специально для богослужебных целей, отдаются, по особым постановлениям местной или центральной государственной власти, в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ.
Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин).
Народные комиссары: Н. Подвойский. В. Алгасов. В. Трутовский.А. Шлихтер. П. Прошьян. В. Менжинский. А. Шляпников. Г. Петровский.
Управляющий делами Вл. Бонч-Бруевич.
Секретарь Н. Горбунов.
Здесь по: Декреты Советской власти, т. 1: 25 октября 1917 г. – 16 марта 1918 г., Москва 1957, с. 373-374.
Seite 1
Seite 2
Seite 3
RGASPI, f. 2, op. 1, d. 5212. Original. Mit handschriftlichen Korrekturen V.I. Lenins. Gemeinfrei (amtliches Werk).
РГАСПИ, ф. 2, оп. 1, д. 5212. Подлинник. С рукописными исправлениями В.И. Ленина. Общественное достояние (официальный документ).
Prot. Vladislav Cypin, Istorija Russkoj Pravoslavnoj Cerkvi: 1917–1990 [Geschichte der Russischen Orthodoxen Kirche: 1917–1990]. Chronika, Moskva 1994.
Peter Hauptmann/Gerd Stricker (Hrsg.), Die Orthodoxe Kirche in Rußland: Dokumente ihrer Geschichte (860–1980). Vandenhoeck & Ruprecht, Göttingen 1988, Online.
Otto Luchterhandt, Der Sowjetstaat und die Russisch-Orthodoxe Kirche: Eine rechtshistorische und rechtssystematische Untersuchung (=Abhandlungen des Bundesinstituts für Ostwissenschaftliche und Internationale Studien 30). Verlag Wissenschaft und Politik, Köln 1976.
Dimitry Pospelovskij, The Russian Church Under the Soviet Regime, 1917–1982. St. Vladimir’s Seminary Press, Crestwood, N.Y 1984, Online.
Dimitry Pospelovskij, Russkaja pravoslavnaja cerkov’ v XX veke [Die Russische Orthodoxe Kirche im 20. Jahrhundert]. Respublika, Moskva 1995.
Поспеловский, Д. Русская православная церковь в ХХ веке. Москва: Республика, 1995.
Цыпин, В. История Русской Православной Церкви: 1917–1990. Москва: Хроника, 1994.
Die Orthodoxe Kirche in Rußland: Dokumente ihrer Geschichte (860–1980) / под ред. P. Hauptmann, G. Stricker. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1988, онлайн.
Luchterhandt, O. Der Sowjetstaat und die Russisch-Orthodoxe Kirche: Eine rechtshistorische und rechtssystematische Untersuchung. Köln: Verlag Wissenschaft und Politik, 1976 (=Abhandlungen des Bundesinstituts für Ostwissenschaftliche und Internationale Studien 30).
Pospelovskij, D. The Russian Church Under the Soviet Regime, 1917–1982. Crestwood, N.Y: St. Vladimir’s Seminary Press, 1984.