Auszug aus dem Protokoll Nr. 21 der Sitzung des Rates der Volkskommissare (Gründung der VČK)

Auszug aus dem Protokoll Nr. 21 der Sitzung des Rates der Volkskommissare (Gründung der VČK)Извлечение из протокола № 21 заседания Совета Народных Комиссаров (Образование ВЧК)

7. Dezember 1917 ^JL

декабрь 7, 1917 ^JL

• Zusammenfassung
• Einführung
• Transkription
• Faksimile
• Quellen- & Literatur

Das Protokoll Nr. 21 der Sitzung des Rates der Volkskommissare (SNK) vom 7. (20.) Dezember 1917 enthält den Beschluss über die Gründung der Allrussländischen Außerordentlichen Kommission zur Bekämpfung der Konterrevolution und Sabotage (VČK, Tscheka), der auf Anregung Vladimir Lenins und auf Vorschlag Feliks Dzeržinskijs gefasst wurde. In diesem Beschluss, der kein Dekret mit Gesetzeskraft war, auch wenn er in der politischen Praxis wie ein solches behandelt wurde, waren die Aufgaben der Tscheka sehr allgemein als „Verfolgung“ und „Liquidierung“ der „Konterrevolution“ und „Sabotage“ umrissen und ließen sich entsprechend weit auslegen; auch waren ihre Befugnisse anfänglich (noch) recht bescheiden. Während eine Kurzmitteilung über die Errichtung der Kommission sofort veröffentlicht wurde, erschien die vollständige Fassung des Beschlusses erst 1922 in der sowjetischen Presse. Bis zur Umwandlung der Tscheka in die Staatliche Politische Abteilung (GPU) 1922 wuchsen Macht und Apparat der Tscheka im Bürgerkrieg in Konkurrenz zu anderen Organen der staatlichen Exekutive und Judikative erheblich an. Die Tscheka wurde für die Bolschewiki zu einem Instrument der politischen Gewalt und somit zu einem unentbehrlichen Bestandteil im Mechanismus ihrer Herrschaft. Sie war Ausdruck der Gewaltkultur und Gewalterfahrung ihrer Urheber, ihrer Moral- und Herrschaftsvorstellungen. Auf der einen Seite ein Symbol des Roten Terrors und der Gewaltherrschaft der Bolschewiki während der Revolution und des russischen Bürgerkrieges, der in seinen Formen, Ausmaß und Opferzahlen mit dem Großen Terror der 1930er Jahre vergleichbar ist, wurde sie auf anderen Seite in der Sowjetunion zum Mythos erhoben, der auf ihren „legendären Verdiensten“ bei der Behauptung der Sowjetmacht und dem „heroischen Sieg“ über die Konterrevolution beruhte.

Протокол № 21 заседания Совета народных комиссаров РСФСР (СНК РСФСР) от 7 (20) декабря 1917 г. содержит постановление о создании Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (ВЧК, ЧК), принятое по инициативе Владимира Ленина и по предложению Феликса Дзержинского. В этом постановлении, не являвшемся декретом, который имел бы силу закона, хотя в политической практике его рассматривали именно как таковой, задачи ВЧК были обозначены в самом общем виде как «пресечение» и «ликвидация» «контрреволюции» и «саботажа» и, соответственно, могли трактоваться весьма широко. В то же время полномочия ВЧК изначально были весьма скромными. Если краткое сообщение о создании комиссии было опубликовано сразу же, то полный вариант постановления появился в советской прессе только в 1922 г. Ко времени преобразования ВЧК в Государственное политическое управление (ГПУ) в 1922 г., власть и аппарат ВЧК значительно выросли за годы Гражданской войны в конкуренции с другими органами государственной исполнительной и судебной власти. ВЧК стала для большевиков инструментом политического насилия и, таким образом, неотъемлемым компонентом механизма их правления. ВЧК также была выражением культуры насилия и опыта насилия ее создателей, их моральных концепций и их представлений о власти. С одной стороны, ВЧК символизировала красный террор и насилие большевиков во время революции и Гражданской войны, сравнимые по своим формам, масштабам и числу жертв с Большим террором 1930-х гг., с другой – в Советском Союзе сформировался мифический культ ВЧК как выражение «легендарных заслуг» комиссии в деле утверждения советской власти и «героической победы» над контрреволюцией.

von: Jörn Petrick, 2011

Die Geschichte der Allrussländischen Außerordentlichen Kommission zur Bekämpfung der Konterrevolution und Sabotage (im Folgenden Tscheka) lässt sich in fünf Abschnitte unterteilen: Dezember 1917 – Juli 1918; Juli 1918 – 5. September 1918; 5. September 1918 – Anfang November 1918; November 1918 – Februar 1919 und März 1919 – 6. Februar 1922. Ihre Anfänge gehen auf das Militärische Revolutionskomitee (VRK) von Petrograd zurück, mit dem sie sowohl funktional als auch personell verbunden war. Im Oktober 1917 unter maßgeblicher Beteiligung der Bolschewiki gegründet, übernahm es die Organisation des Oktoberumsturzes und führte den nachfolgenden Kampf gegen die Gegner des neuen Regimes, die sogenannte „Konterrevolution“. Eine der Kommissionen des VRK war auch für die Sabotagebekämpfung zuständig. Der spätere Leiter der Tscheka, Feliks Dzeržinskij, war als einer der vier stellvertretenden Vorsitzenden des VRK maßgeblich an der Planung und Durchführung seiner Aktionen beteiligt. Nachdem die Macht der Bolschewiki in Petrograd konsolidiert worden war, wurde das VRK am 5. (18.) Dezember 1917 aufgelöst, um Kompetenzstreitigkeiten innerhalb der neuen Regierung vorzubeugen und die Koordination ihrer Tätigkeit zu straffen. Die Aufgaben des VRK wurden den nunmehr gefestigten neuen Regierungsinstitutionen übertragen, insbesondere dem Rat der Volkskommissare (SNK), mit Lenin an der Spitze.

Am 6. (19.) Dezember 1917 beschloss der Rat der Volkskommissare auf Initiative Lenins, die bisher vom VRK wahrgenommene Aufgabe des „Kampfes gegen die Konterrevolution“ einer speziell dafür zu schaffenden Kommission zu übertragen. Zu diesem Zweck beauftragte er Dzeržinskij, umgehend Vorschläge über deren Zusammensetzung und Maßnahmen zur Bekämpfung der Sabotage auszuarbeiten und am folgenden Tag dem Rat vorzutragen. Die überstürzte Handlungsweise der Führung war durch die innenpolitische Zwangslage legitimiert, in der sie sich befand: In Petrograd war ein Generalstreik der Beamten ausgebrochen, der die Arbeit der neuen Machthaber zu unterminieren drohte. Die Sitzung des Rates der Volkskommissare, in der die Gründung der Tscheka beschlossen wurde, fand am Abend des 7. (20.) Dezember 1917 statt.

Vor der Sitzung am 7. (20.) Dezember gab Lenin Dzeržinskij wahrscheinlich detaillierte Anweisungen für ein „Dekret über den Kampf gegen Konterrevolutionäre und Saboteure“, so die Darstellung von Sowjethistorikern, die von westlichen Historikern vielfach übernommen wurde, welche Legett jedoch bestreitet.

Im Vorfeld der Abstimmung hielt Dzeržinskij sein Referat über die Maßnahmen zum Kampf gegen die Saboteure und Konterrevolutionäre, in dem er die bolschewistische Macht, gemäß ihrem „Konterrevolutions“-Diskurs, als „Opfer“ der „Feinde der Revolution“ darstellte und die Notwendigkeit eines revolutionären Repressionsorgans wie folgt begründete: „Wir befinden uns im Krieg, und zwar an der grausamsten aller Fronten, denn der Feind ist maskiert und auf dem Vormarsch, und es ist ein Kampf um Leben und Tod! Mein Vorschlag, meine Forderung zielt auf die Bildung eines Organs, das auf revolutionäre und unverkennbar bolschewistische Weise mit den Konterrevolutionären abrechnet.“

Das Protokoll der Sitzung, das hier in handschriftlicher und in maschinenschriftlicher Fassung als Schlüsseldokument vorliegt, vermerkte nun den auf Vorschlag Dzeržinskijs von den Mitgliedern des Rates der Volkskommissare gefassten Beschluss zur Bildung der Tscheka. Es wurde kein Dekret mit Gesetzeskraft verabschiedet, sondern nur ein einfacher Beschluss gefasst. Die Tscheka sollte so „ohne jegliche Gesetzesgrundlage gedeihen und agieren“ können.

Auch eine sofortige Veröffentlichung, wie es bei einem Dekret üblich gewesen wäre und wie im Beschluss selbst festgelegt wurde, fand nicht statt. Die Izvestija VCIK meldete am 10. (23.) Dezember 1917 nur: „Auf Beschluß des Tates der Volkskommissare vom 7. Dezember 1917 ist die Gesamtrussische Außerordentliche Kommission beim Rat der Volkskommissare zum Kampf gegen die Konterrevolution und Sabotage gebildet worden. Die Kommission hat ihren Sitz in der Gorochowaja-Straße 2. Öffentliche Sprechzeit ist von 12.00 bis 17.00 Uhr.“ Erst am 10. Februar 1922 konnte die sowjetische Öffentlichkeit in der Izvestija VCIK den Beschluss im Wortlaut zur Kenntnis zu nehmen.

Allerdings war die Widergabe des Beschlusses in der Izvestija nicht ohne Fehler. Statt „Unterbindung [russ. presekat’] und Liquidierung aller konterrevolutionären und Sabotageanschläge“ hieß es „Verfolgung [russ. presledovat’] und Liquidierung aller konterrevolutionären und Sabotageanschläge“. Ob es sich bei diesem Fehler um eine bewusste Fälschung für die Öffentlichkeit handelte, um der Tscheka damit richterliche Vollmachten einzuräumen, wie Pipes meint, erscheint jedoch fraglich.

In der handschriftlichen Niederschrift des Protokolls (Dokument Nr. 1) steht, soweit entzifferbar, „presek.“, also die Abkürzung von „presekat’“ und somit „unterbinden“. In der maschinenschriftlichen Fassung des Beschlusses, die erst später als Beilage zum Punkt 3 des Sitzungsprotokoll Nummer 92 vom 9. April 1918 (Dokument 2) des SNK angefertigt wurde, steht hingegen „presledovat’“, also „verfolgen“. Insofern lag der Fehler bereits in dem maschinenschriftlichen Protokollauszug vor, der möglicherweise als Vorlage für die Zeitungsmeldung diente. Ob die Wortänderung in der maschinenschriftlichen Fassung bewusst vorgenommen wurde, muss allerdings offen bleiben.

Der vollständige Name der neuen Kommission lautete zunächst „Allrussische Außerordentliche Kommission zur Bekämpfung der Konterrevolution und Sabotage“; mit der Erweiterung des Aufgabenbereiches erfuhr auch der Name einige Änderungen. Der offizielle, eher selten benutzte Titel lautete schließlich: „Allrussische Außerordentliche Kommission zur Bekämpfung der Konterrevolution, Spekulation, Sabotage und Amtsmissbrauch“.

Die Aufgaben der Tscheka waren mit der „Unterbindung und Liquidierung aller konterrevolutionären und Sabotageanschläge“ recht weit gefasst. Allerdings durfte die Tscheka nur die Voruntersuchung führen und hatte alle „Saboteure und Konterrevolutionäre“ den Revolutionstribunalen zu übergeben. Die Diskrepanz zwischen den Forderungen in Dzeržinskijs kämpferischer Rede vor dem SNK und den recht mageren Befugnissen ergab sich nach Werth aus der Rücksichtnahme, die die Bolschewiki üben mussten, um die Koalitionsverhandlungen mit den Linken Sozialrevolutionären nicht zu gefährden.

Nach dem Eintritt der Linken Sozialrevolutionäre in die Regierung, kam es immer wieder zu Kompetenzstreitigkeiten zwischen dem Volkskommissariat für Justiz und der Tscheka, insbesondere mit Isaak Štejnberg, dem Volkskommissar für Justiz. Auch mussten die Bolschewiki die Entsendung Linker Sozialrevolutionäre in die Tscheka akzeptieren. Letztendlich setzte sich aber die Tscheka mit Unterstützung Lenins durch und musste zum Beispiel die Volkskommissare für Innere Angelegenheiten und für Justiz nur nachträglich von der Verhaftung wichtiger politischer Persönlichkeiten informieren.

Am 31. Januar 1918 beschloss der SNK, alle Arbeiten zur „Ermittlung, Unterbindung und Verbrechensvorbeugung“ bei der Tscheka zu konzentrieren, die sich damit offiziell als alleiniges Organ zur Bekämpfung der Konterrevolution durchsetzte. Allerdings lag die weitere Bearbeitung der Fälle noch bei den Revolutionstribunalen. Mit der SNK-Proklamation „Das sozialistische Vaterland in Gefahr“ vom 21. Februar 1918 wurde beschlossen, dass „feindliche Agenten, Spekulanten, Plünderer, Rowdys, konterrevolutionäre Agitatoren und deutsche Spione“ sofort am Tatort zu erschießen waren. Eine Aufgabe, die nun der Tscheka zufiel, wie am 23. Februar 1918 in der öffentlichen „Bekanntmachung der Allrussischen Tscheka über die Erschießung von Feinden der Sowjetmacht am Tatort“ betont wurde. Die Todesstrafe, die am 26. Oktober 1917 abgeschafft worden war, wurde am 16. Juni 1918 mit der Anweisung des Volkskommissariats für Justiz, dass die Revolutionstribunale bei der Anwendung der Strafmittel keinerlei Beschränkungen unterlägen, offiziell wieder eingeführt.

In der ersten Phase, bis zum Juli 1918, war die Tscheka noch nicht der mächtige Terrorapparat, sondern befand sich erst im Aufbau. Zwischen Dezember 1917 und Juli 1918 vermeldete die Presse „nur“ 884 Erschießungen. Bei ihrem Umzug von Petrograd in die neue Hauptstadt Moskau im März 1918 arbeiten 600 Personen im Tscheka-Hauptquartier in der Ulica Bol'šaja Lubjanka, im Juli bereits 2000. Insgesamt bestand die Tscheka im Juni 1918 aus 12 000 Mann. Zusätzlich wurden der Tscheka bewaffnete Verbände zur Verfügung gestellt. Im April 1918 umfasste die Kampfabteilung 1000 Mann. Der Aufbau lokaler Kreis- und Gebiets-Tschekas ging indes nur langsam voran.

Vom 11. bis 14. Juni 1918 fand die I. Allrussische Tscheka-Konferenz statt. Die etwa 100 Teilnehmer beschlossen eine Erweiterung ihrer Aufgaben, die Reorganisation des Apparates und den Aufbau von lokalen Außerordentlichen Kommissionen. Jede dieser Kommissionen wurde in die „Abteilungen Konterrevolution, Spekulation, Amtsvergehen in Einrichtungen der Sowjetmacht und die Abteilung Auswärtiges aufgegliedert.“ Des Weiteren legten die Teilnehmer, ohne dass die Tscheka verfassungsrechtlich irgendwo verankert gewesen wäre, fest: „Die Außerordentlichen Kommissionen sind das höchste administrative Machtorgan Sowjetrusslands und übernehmen den gesamten Kampf zum Schutze der revolutionären Ordnung und mit Zustimmung des Rates der Volkskommissare auch die Absicherung des Eisenbahnnetzes.“ Die Tscheka reklamierte für sich zusätzlich nicht nur die Aufgabe des Eisenbahnschutzes, sondern auch die der Sicherung der Grenzen. Insgesamt stellte diese erste Konferenz eine entscheidende Wegmarke beim Aufbau der Tscheka dar.

Am 15. Juni 1918 tagte erstmals ein Außergerichtliches Justizkollegium (Trojka) der Tscheka mit dem Recht zur Verhängung der Todesstrafe. Es bestand aus Dzeržinskij, Vjačeslav Aleksandrovič und Martyn Lacis.

In der zweiten Phase (Juli 1918 bis 5. September 1918) erfuhr die Organisation der Tscheka eine weitere Stärkung. Der Aufbau von lokalen Tscheka-Abteilungen schritt zügig voran, allerdings ließ die Arbeitsorganisation der Kreis-Tschekas in den Augen Dzeržinskijs noch zu wünschen übrig. Im August 1918 gab es 35 Gouvernements-Tschekas und 75 Kreis-Tschekas. Die für die Bolschewiki im Sommer 1918 immer gefährlicher werdende Lage im nun beginnenden offenen Bürgerkrieg, die etwa 140 Aufstände und Erhebungen, meist von Bauern, und der Aufstand der Sozialrevolutionäre am 6. und 7. Juli 1918 in Moskau führten zu einer Verschärfung des Roten Terrors noch vor seiner offiziellen Verkündung am 5. September 1918 und damit zu einer wachsenden Macht der Tscheka. Angehörige der „Bourgeoisie“ wurden immer öfter als Geiseln genommen. Wahrscheinlich bereits im Juli 1918 erhielt die Tscheka die Erlaubnis, eigene Konzentrationslager einzurichten, die der Isolierung und Internierung politischer Gegner ohne Gerichtsverfahren und -urteil dienten.

Seit dem 29. Juli 1918 baute die Tscheka ihre Macht auch in der Armee aus und errichtete eigene Abteilungen (Front- und Armee-Tscheka). Aufgrund der bereits bestehenden Militärkontrolle existierten zwei konkurrierende Militärgeheimpolizeiorganisationen.

Nach der Ermordung des Petrograder Tscheka-Chefs, Moisej Urickij, und dem Attentat auf Lenin am 30. August 1918 erhielt der Rote Terror in Sowjetrussland offiziellen Charakter. Noch vor seiner Verkündung im Beschluss des Rates der SNK über den Roten Terror am 5. September 1918 veröffentlichte die Tscheka am 3. September 1918 ihren am 31. August 1918 verfassten Aufruf an die „Werktätigen der Republik“.

Darin hieß es, dass auf die „verbrecherischen Pläne der Feinde der Arbeiterklasse mit Massenterror zu antworten“ sei. Der Aufruf drohte, dass alle „Personen, die unberechtigt Waffen bei sich tragen und sich nicht ausweisen können, auf der Stelle erschossen“, „Personen, die versuchen Hetze gegen die Sowjetmacht zu betreiben, sofort festgenommen und in Arbeitslager gebracht“, „Vertreter des räuberischen Kapitals, alle Plünderer und Spekulanten“ ihr Vermögen verlieren und „zu Zwangsarbeit verpflichtet“ und alle an der „Durchführung konterrevolutionärer Pläne“ beteiligte Personen „durch das Schwert des revolutionären Proletariats umkommen und vernichtet werden.“ Der nun einsetzende Rote Terror war also nicht Ausdruck einer unkontrollierten Massenbewegung als Antwort auf das Attentat auf Lenin, sondern wurde von der Tscheka zentral durchgesetzt. In Petrograd wurden, wie die Izvestija VCIK am 3. September 1918 meldete, nach den Attentaten 500 Geiseln durch die Kugeln der Tscheka hingerichtet.

Mit dem „Beschluss über den Roten Terror“ vom 5. September 1918 bekam die Tscheka nun auch offiziell die erwünschten Vollmachten, alle „Klassenfeinde“ in Lagern zu isolieren und Konterrevolutionäre ohne Nachfrage zu erschießen.

In der Zeit zwischen der Ausrufung des Roten Terrors und der zweiten Allrussischen Tscheka-Konferenz Anfang November (3. Phase) setzte die Tscheka den Terror in großem Maßstab um. Allein die Zeitungsberichte sprachen von 10 000 bis 15 000 Hinrichtungen in den beiden Herbstmonaten.

Die Tscheka baute ihre Kompetenzen weiter aus, ohne dass diese gesetzlich fest verankert gewesen wären und ohne dass sie selbst einer Kontrolle durch ein übergeordnetes Organ unterlag. So verkündete die Tscheka am 3. Oktober 1918 in der Izvestija VCIK, dass sie zwar dem SNK unterstünde und die Kommissare für Justiz und für Innere Angelegenheiten ein Kontrollrecht ihr gegenüber ausüben würden; gleichzeitig wies sie jedoch darauf hin, dass sie „in der Ausübung ihrer Tätigkeit […] vollständig selbständig hinsichtlich Durchführung von Durchsuchungen, Verhaftungen und Erschießungen“ handele und sich die Verwaltungen für Justiz und für Innere Angelegenheiten nicht in die Arbeit der Tscheka einzumischen hätten.

Allerdings rief die unkontrollierte Macht der Tscheka in der Partei und in den Volkskommissariaten für Justiz und für Innere Angelegenheiten auch Protest hervor. In den offiziellen Zeitungen wurde Kritik an den Maßnahmen der Tscheka geübt. Die örtlichen Sowjets verlangten vielfach, die lokalen Tscheka irgendeinem Kontrollmechanismus zu unterstellen. Am 25. Oktober befasste sich das CK der Partei mit einem neuen Statut der Tscheka, das dann am 28. Oktober 1918 vom VCIK verabschiedet wurde. Allerdings schränkte dieses Statut in der Praxis die Tätigkeit der Tscheka nicht ein. Vielmehr wurde die zentrale Rolle der Tscheka im „Kampf gegen die Konterrevolution, Spekulation und Amtsvergehen auf dem gesamten Gebiet der Russischen Sozialistischen Föderativen Sowjetrepublik“ bestätigt. Der Kompetenzstreit mit den lokalen Sowjets blieb zugunsten der Tscheka ungelöst. Auch die am 25. Oktober 1918 vom CK beauftragte Kontrollkommission zur Untersuchung der Tscheka-Aktivitäten setzte der Tätigkeit der Tscheka keine wirklichen Grenzen.

Die sich in der 4. Phase (November 1918 – Februar 1919) wiederholende Kritik an der Tätigkeit der Tscheka wurde besonders von Lenin zurückgewiesen. Am 7. November 1918, bei einer Festveranstaltung der Tscheka, erklärte er: „Wenn ich sehe, was die Tscheka leistet und dies den Angriffen gegenüberstelle, so sage ich: Das ist doch Spießergerede, das kein Pfifferling wert ist“.

Auf der II. Allrussischen Tscheka-Konferenz (25. – 28. November 1918) wurden ihre Angriffsziele neu definiert und ihre Aufgaben festgelegt: „1. Gegenrevolution, 2. Bourgeoisie, 3. Unordnung und Missbräuche, 4. Dienstvergehen, 5. Untersuchung in besonderen Fällen, 6. Grenzübertritt, 7. Spionage, 8. ‚Sich-Verstecken’, 9. Öffentliche Ordnung, wo keine Miliz vorhanden ist, 10. Denunziation überprüfen, 11. Teilnahme an ungesetzlichen Versammlungen“.

Die Tscheka beanspruchte auf der Konferenz auch das Recht der Kontrolle über das gesamte Transport- und Kommunikationswesen. Des Weiteren wurde auf der Konferenz über eine Geheiminstruktion für die lokalen Tschekas hinsichtlich ihrer Stellung zu den örtlichen Sowjets beraten. Die lokalen Tschekas durften danach eigenmächtig handeln, wenn sie in den Sowjets Unregelmäßigkeiten feststellten, allerdings hatten sie nachträglich die Präsidien der Exekutivausschüsse der örtlichen Sowjets zu informieren. Bei Missbräuchen in den lokalen Tschekas durften die Exekutivkomitees nicht selber dagegen vorgehen, sondern hatten nur die nächsthöhere Tscheka-Ebene zu informieren. Das Recht der administrativen Bestrafung (Exil und Ausweisung) war von der Tscheka weiterhin auszuüben, allerdings sollten das Recht zur Erschießung nur die Front- und Gouvernement-Tschekas besitzen.

Lenin selbst verteidigte auf der Tscheka-Konferenz die Tätigkeit der Tscheka gegenüber der wiederaufflammenden Kritik aus den eigenen Reihen.

Der Winter 1918/19 war für die Tscheka eine schwierige Zeit, denn die Angriffe gegen das Vorgehen und die Allmacht der Tscheka nahmen zu, auch wenn das weniger aus humanitären, als aus machtpolitischen Gründen geschah.

Das Volkskommissariat des Inneren versuchte die lokalen Tschekas unter die Kontrolle der örtlichen Sowjets zu stellen. Es gab kaum Fälle, wie ein offizieller Bericht aus dem Herbst 1918 betonte, wo die Tscheka und die örtlichen Sowjets vertrauensvoll zusammenarbeiteten, vielmehr beherrschte gegenseitiges Misstrauen das Klima.

Häufig verhafteten sich die Tscheka- und Sowjet-Angehörigen gegenseitig. Die Parteiversammlung des Kreises Zemljansk im Gouvernement Voronež beklagte zum Beispiel am 30. Oktober 1918: „Die Kreis-Tscheka ignoriert viele Beschlüsse der Vollversammlung und des Parteikomitees, sie stört und verschleppt häufig die Vollversammlungen [...]. Die Tscheka ist eine trinkende und in sich zerstrittene, haltlose Bande.“

Diese Kreis-Tschekas führten oft ein auch von der Tscheka-Zentrale nur schwer zu kontrollierendes Eigenleben und sorgten, allerdings von der Zentrale gewollt, für die exzessive Anwendung des Roten Terrors in der Provinz. Am 20. Januar 1919 entschied das Präsidium des VCIK die Abschaffung der Kreis-Tschekas. Dieser Sieg des NKVD war aber nur ein scheinbarer, da die Kreis-Tschekas aufgrund von Sonderentscheidungen vielfach weiter existierten.

Auch das Volkskommissariat für Justiz und der Chefankläger des Obersten Revolutionstribunals unter dem VCIK, Nikolaj Krylenko, versuchten, die auf ihre Kosten ausufernden Kompetenzen der Tscheka einzuschränken. Nach Krylenkos Vorstellung sollte die Tscheka zu einem reinen Ermittlungsorgan der Revolutionstribunale zurückgestuft werden. Auch aus der Partei kam massive Kritik an der Tscheka. Lev Kamenev forderte am 8. Januar 1919 die Abschaffung der Tscheka und die Übergabe ihrer Aufgaben an die Revolutionstribunale, die ihrerseits von einer Spezialabteilung des VCIK überwacht werden sollten. Am 17. Februar 1919 beschloss das VCIK schließlich die Revolutionstribunale zu reorganisieren und die Gerichtsfunktion der Tscheka einzuschränken. Die Tscheka durfte unmittelbare Gerichtsfunktion nur noch im „Falle des Auftretens eines bewaffneten Aufstandes (durch Konterrevolutionäre, Banditen usw.)“ und in „Gebieten, in den der Kriegszustand erklärt wurde“, ausüben. Der Tscheka wurde aber das Recht eingeräumt, in Konzentrationslager einzuweisen. Die Revolutionstribunale, die nun aus drei Mitgliedern bestanden und gegen deren Urteile keine Berufung möglich war, hatten das Recht, die Untersuchungstätigkeit der Tscheka zu kontrollieren.

Diese Regelungen, die auf den ersten Blick die Macht der Tscheka stark einschränkten, waren jedoch weitgehend bedeutungslos. Die Aufsichtsfunktion der Revolutionstribunale wurde dadurch, dass Tscheka-Mitarbeiter in den Tribunalen saßen und zum Beispiel der stellvertretende Tscheka-Chef, Jakov Peters, Mitglied des Obersten Revolutionstribunals war, ad absurdum geführt. Der wiederaufflammende Bürgerkrieg brachte fast allerorts den Kriegszustand mit sich und ließ die Kritik an der Tscheka verstummen.

Am 6. Februar 1919 wurde durch einen Beschluss des Präsidiums des VCIK die gesamte Militärkontrolle der Armee der Tscheka unterstellt und in die „Besondere Abteilung der Tscheka“ umgewandelt. Damit hatte sich die Tscheka, gegen den heftigen Widerstand Trockijs, bei der Organisation der Militärgeheimpolizei durchgesetzt.

Die 5. und letzte Phase in der Geschichte der Tscheka (März 1919 – 6. Februar 1922) begann am 16. März 1919, mit der Ernennung des Tscheka-Chefs Dzeržinskij zum Volkskommissar für Innere Angelegenheiten. Die Tscheka und das NKVD verschmolzen faktisch zu einer Mammutbehörde. Kritik aus dem NKVD war nun nicht mehr zu erwarten.

Mit der Übernahme der Tscheka durch das NKVD wurde auch die Zuständigkeit für die Konzentrations- und Zwangsarbeitslager neu geregelt. Der Großteil der von der Tscheka verwalteten Lager ging nun in die Hoheit des NKVD über, auch wenn einige wenige Lager, in die hauptsächlich politische Gefangene eingeliefert wurden, der Tscheka direkt unterstellt blieben.

Die bewaffneten Truppen der Tscheka erhielten eine neue Organisationsstruktur. Das im Sommer 1918 gebildete Armeekorps der Allrussländischen Tscheka, das sich zu einer von der Roten Armee unabhängigen Truppe entwickelte, wurde mit anderen bewaffneten Abteilungen im Mai 1919 zur „Armee der inneren Sicherheit der Republik“ mit ca. 125 000 Soldaten zusammengefasst und dem Volkskommissar für Innere Angelegenheiten und damit Dzeržinskij unterstellt. Zu ihren Aufgaben gehörte die Bewachung der Betriebe, der Transportwege, der Getreideablieferung und der Konzentrationslager und Gefängnisse. Bis Mitte 1920 wuchs die Armee auf 250 000 Mann an.

Die in den Händen Dzeržinskijs konzentrierte Macht rief 1919/20 wieder verstärkt Kritik hervor. Das Vorgehen der Tscheka wurde auf dem VII. Sowjetkongress (5.-9. Dezember 1919) abermals scharf kritisiert und die Kapitulation der Sowjetmacht vor der Tscheka von Rednern konstatiert. Der im März zwischen dem Volkskommissar für Justiz und Dzeržinskij erzielten Übereinkunft bezüglich der Kompetenzen der Tscheka und der Revolutionstribunale folgte in der Praxis keine Beschränkung der Macht der Tscheka. Mit dem russisch-polnischen Krieg 1920 kehrte der Kriegszustand wieder zurück und jegliche innere Kritik an der Tscheka verstummte wieder.

Die Tscheka beschäftigte sich nun vor allem mit der Niederschlagung der um sich greifenden Bauernaufstände und Streikbewegungen. Der Liquidierung des Kronstädter Aufstandes im März 1921 führte zu einem verstärkten Vorgehen gegen alle den Glossar:Menschewiki, Sozialrevolutionären und Anarchisten nahestehenden Personen. Im April 1921 wurde Dzeržinskij zusätzlich zum Volkskommissar für Verkehrswesen ernannt, so dass sein Kompetenzbereich eine zusätzliche Erweiterung erfuhr.

Die mit dem Ende des Bürgerkriegs eingetretene Ruhepause führte zwar nicht zu einer Einschränkung des Terrors der Tscheka, aber doch langsam zu einer Art „Zivilisierung“ des Roten Terrors. Im Rahmen des Übergangs zur Neuen Ökonomischen Politik (NĖP) wurde die Tscheka mit Beschluss des VCIK vom 6. Februar 1922 in die Staatliche Politische Abteilung (GPU, seit 1923 OGPU) umgewandelt und in das NKVD eingegliedert, dessen Chef allerdings Dzeržinskij blieb. Die Kompetenzen der GPU waren nun geringer, aber die Kontrolle über die Konzentrationslager und das Recht zur Einweisung in diese verblieben bei ihr. Auch Todesurteile wurden von der GPU weiterhin vollstreckt, so 1923 einige hundert und 1924 etwa 2500. Die Zahl der Mitarbeiter wurde 1922/23 drastisch reduziert. Von den Ende 1921 90 000 öffentlichen und 60 000 geheimen Tscheka-Mitarbeitern blieben 36 000 in den Diensten der GPU.

Das Personal der Tscheka setzte sich aus ethnisch unterschiedlichen Bevölkerungskreisen zusammen. Auffallend war der hohe Anteil an Polen, Letten und Juden. Erstere stießen besonders zum Anfang über die Netzwerke des polnischen Tscheka-Chefs Dzeržinskij zu der Kommission. Die häufig gut ausgebildeten Juden rückten als eine Art „Ersatzintelligenz“ in die nun freien Führungspositionen des Staates, und somit auch der Tscheka, ein, die ihnen im Zarenreich verwehrt geblieben waren. Aber auch Mitglieder der russischen Unterschichten nutzten die Tscheka als Möglichkeit zum sozialen Aufstieg.

Die von ihnen ausgeübte und auch erlebte Gewalt schweißte die Mitarbeiter der Tscheka, die sich selbst stolz Tschekisten nannten, zu einer Kampfgemeinschaft zusammen, die in der Folgezeit in der sowjetischen Öffentlichkeit heroisiert wurde. Die Gewalt im Bürgerkrieg, auf roter und weißer Seite, war ein Ergebnis des Verfalls sämtlicher moralischer Barrieren, der Willkür der Herrschenden und des Überlebenskampfes; die Bolschewiki setzten die im Weltkrieg ausgebildeten Formen der Mobilisierung, der Kontrolle und der „sozialen Chirurgie“ nun zu klassenkämpferischen Zwecken ein. Als institutionalisierter Kern des bolschewistischen Terrors und als „Schwert der Partei“ führte die Tscheka den Klassenkampf anhand der physischen Gewalt (Erschießungen, Folter), des polizeilich-administrativen Zwangs (Geisel, Lagerhaft) und des Umverteilungszwangs (Zuteilung von Papieren, Lebensmitteln etc.).

Die Opfer des stark ausgeprägten Freund-Feind-Denkens waren nichtbolschewistische Politiker, Arbeiter, die für ihre von der Revolution versprochenen Rechte kämpften, Bauern, die sich gegen die Requirierungen wehrten, Kosaken, die als die Feinde der Sowjetmacht schlechthin galten, und sonstige sogenannte „Kapitalisten“, „Ehemalige“, Kirchenleute und „sozial fremde Elemente“, die im Denken der Bolschewiki nur ihre Feinde sein konnten. Nach Schätzungen Leggetts exekutierte die Tscheka in der Zeit ihres Bestehens ca. 140 000 Menschen.

Die Tätigkeit der Tscheka wurde in den nachfolgenden Sowjetjahren heroisiert, ihre Gewalttaten vor dem Hintergrund des weißen Terrors verharmlost und ihre Handeln zum selbstlosen und gerechten Kampf bei der Behauptung der Sowjetmacht über alle inneren und äußeren Gegner hochstilisiert. Die Tscheka wurde zum Mythos erhoben. Ein Mythos, der heute, wie Diskussionen über die Wiederaufstellung des Dzeržinskij-Denkmals vor der Lubjanka zeigen, in Russland noch lange nicht verblasst ist.

Йорн Петрик, 2011

Историю Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем (далее – ВЧК) можно разделить на пять периодов: декабрь 1917 – июль 1918 г.; июль 1918 – 5 сентября 1918 г.; 5 сентября 1918 – начало ноября 1918 г.; ноябрь 1918 – февраль 1919 г. и март 1919 – 6 февраля 1922 г. Начало деятельности комиссии восходит к Петроградскому военно-революционному комитету (ВРК), с которым она была связана как функционально, так и на персональном уровне. Созданный в октябре 1917 г. при значительном участии большевиков, ВРК взял на себя организацию Октябрьского восстания и возглавил последующую борьбу с противниками нового режима, так называемой «контрреволюцией». Одна из комиссий ВРК также отвечала за борьбу с саботажем. Будущий глава ВЧК Феликс Дзержинский был одним из четырех заместителей председателя ВРК и играл ключевую роль в планировании и осуществлении его действий. После укрепления власти большевиков в Петрограде, 5 (18) декабря 1917 г. ВРК был распущен, чтобы предотвратить споры за власть в новом советском правительстве и упорядочить координацию его деятельности. Задачи ВРК были переданы новым государственным институтам, в первую очередь Совету народных комиссаров (СНК), во главе с Лениным.

6 (19) декабря 1917 г. Совет народных комиссаров по инициативе Ленина принял решение о передаче функций «борьбы с контрреволюцией», которая до этого времени осуществлялась ВРК, специально созданной комиссии. Для этого Ленин поручил Дзержинскому немедленно разработать предложения по ее составу и мерам борьбы с контрреволюцией и саботажем и на следующий день представить их на рассмотрение СНК. Поспешные действия большевистского руководства диктовались тяжелым внутриполитическим положением, в котором оно оказалось: в Петрограде началась всеобщая забастовка государственных служащих, грозившая подорвать работу новых властей. Заседание Совета народных комиссаров, на котором было принято решение о создании ВЧК, состоялось вечером 7 (20) декабря 1917 г.

Перед заседанием 7 (20) декабря Ленин, вероятно, дал Дзержинскому подробные инструкции о том, как подготовить декрет «о борьбе с контрреволюционерами и саботажниками», о чем писали советские историки. Эта версия была широко воспринята западными историками, хотя ее и оспаривал Дж. Леггетт.

В преддверии голосования Дзержинский произнес речь о мерах борьбы с саботажниками и контрреволюционерами, в которой изобразил большевистскую власть, в соответствии с «контрреволюционным» дискурсом большевиков, «жертвой» «врагов революции» и так обосновал необходимость создания революционного карательного органа: «Мы должны послать на этот [внутренний] фронт – самый опасный и жестокий – решительных, твердых, преданных, на все готовых для защиты завоеваний революции товарищей. Не думайте, тов[арищи], что я ищу форму революционной юстиции: “юстиция” сейчас нам не нужна! Теперь борьба – грудь с грудью, борьба не на жизнь, а на смерть – чья возьмет! Я предлагаю, я требую органа революционной, большевистской расправы над деятелями контрреволюции!».

В протоколе заседания, который публикуется здесь в рукописном и машинописном вариантах, зафиксирована резолюция, принятая членами Совнаркома по предложению Дзержинского: «Назвать комиссию Всероссийской Чрезвычайной комиссией при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем и утвердить ее». Никакого соответствующего декрета, имеющего силу закона, принято не было, только простая резолюция. В результате ВЧК получила возможность «расширять свою деятельность без всякой законной базы»

Постановление также не было немедленно опубликовано в печати, как это было принято в отношении декретов советской власти и как предусматривалось в самом постановлении. «Известия ВЦИК» разместили 10 (23) декабря 1917 г. только следующую информацию «По постановлению Совета народных комиссаров от 7 декабря образована Всероссийская чрезвычайная комиссия при Совете народных комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Комиссия помещается: Гороховая, 2. Прием от 12 до 5 часов дня». Только 10 февраля 1922 г. советская общественность смогла ознакомиться с текстом постановления СНК в «Известиях ВЦИК».

Однако публикация этого документа в «Известиях» не обошлась без ошибок. Вместо «пресекать и ликвидировать все контрреволюционные и саботажные попытки и действия» было написано «преследовать и ликвидировать все контрреволюционные и саботажные попытки и действия». Была ли эта ошибка преднамеренной фальсификацией, чтобы оправдать наделение ЧК судебными полномочиями, как считает Ричард Пайпс, представляется сомнительным.

В рукописной стенограмме протокола заседания (документ № 1) написано, насколько можно расшифровать, «пресек.» как сокращение от «пресекать». Напротив, в машинописном варианте протокольной записи, которая являлся приложением к пункту 3 протокола заседания № 92 СНК РСФСР от 9 апреля 1918 г. (документ № 2), написано «преследовать». Таким образом, ошибка присутствовала уже в машинописной версии протокола, которая, возможно, и была воспроизведена в газетном сообщении. Вопрос о том, было ли изменение формулировки в машинописном варианте предпринято намеренно, остается открытым.

Полное название новой комиссии первоначально гласило: «Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем». С расширением круга полномочий название претерпело некоторые изменения. В итоге официальным, хотя и редко употребляемым названием, стало: «Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией, саботажем и преступлениями по должности».

Задачи ВЧК – «пресекать и ликвидировать все контрреволюционные и саботажные попытки и действия» – были сформулированы довольно широко. Однако ВЧК получила право вести только предварительное следствие и была обязана передавать дела всех «саботажников» и «контрреволюционеров» на рассмотрение революционных трибуналов. По мнению Николя Верта, расхождение между требованиями, содержащимися в воинственной речи Дзержинского на заседании СНК, и довольно ограниченными полномочиями ВЧК объясняется тактическими соображениями большевиков, которые не хотели поставить под угрозу переговоры о заключении правительственной коалиции с левыми эсерами.

После того как левые эсеры вошли в правительство, между ВЧК и Наркоматом юстиции, особенно во главе с Исааком Штейнбергом, неоднократно возникали споры о юрисдикции. Большевикам также пришлось смириться с назначением левых эсеров в ЧК. В конечном счете, ЧК одержала победу при поддержке Ленина и была, например, обязана информировать народных комиссаров внутренних дел и юстиции об аресте важных политических деятелей лишь постфактум.

31 января 1918 г. СНК принял постановление, согласно которому «вся работа розыска, пресечения и предупреждения преступлений» концентрировалась в Чрезвычайной комиссии. Тем самым ВЧК официально превращалась в монопольный орган по борьбе с контрреволюцией. Однако дальнейшее рассмотрение судебных дел по-прежнему относилось к компетенции революционных трибуналов. В воззвании-декрете СНК РСФСР «Социалистическое отечество в опасности» от 21 февраля 1918 г. объявлялось, что «неприятельские агенты, спекулянты, громилы, хулиганы, контрреволюционные агитаторы, германские шпионы расстреливаются на месте преступления». Эта задача теперь возлагалась на ВЧК, что было подчеркнуто 23 февраля 1918 г. в открытом «Объявлении ВЧК о расстреле на месте преступления врагов Советской власти». Смертная казнь, отмененная 26 октября 1917 г., была вновь официально восстановлена 16 июня 1918 г. согласно указания Народного комиссариата юстиции о том, что революционные трибуналы не подлежат никаким ограничениям в применении меры наказания.

На первом этапе своей истории, до июля 1918 г., ВЧК все еще находилась на стадии становления и пока не превратилась в мощный карательный аппарат. С декабря 1917 г. по июль 1918 г. в прессе были опубликованы сообщения «всего» о 884 расстрелах. Когда в марте 1918 г. ВЧК переехала из Петрограда в Москву, в штаб-квартире ВЧК на Большой Лубянке работало 600 человек, а к июлю 1918 г. – уже 2 000. Всего в июне 1918 г. в аппаратах ЧК насчитывалось 12 000 сотрудников. Кроме того, в распоряжение ЧК были предоставлены вооруженные подразделения. В апреле 1918 г. войсковые части ЧК насчитывали 1000 человек. Однако создание местных уездных и губернских отделов ВЧК продвигалось медленно.

Первая Всероссийская конференция ВЧК проходила с 11 по 14 июня 1918 г. Около 100 ее участников приняли постановление о расширении задач ВЧК, реорганизации аппарата и создании чрезвычайных комиссий на местах. Каждая из этих комиссий была разделена на отделы по борьбе с контрреволюцией, со спекуляцией, с преступлениями по должности и иногородний отдел. Кроме того, не имея никакой конституционной основы, участники конференции постановили, что чрезвычайные комиссии являются центральным органом советской власти, проводящим в жизнь непосредственную борьбу с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности на всей территории РСФСР, а также, с разрешения СНК, несут ответственность за охрану железнодорожной сети. Кроме охраны железных дорог, ВЧК также взяла на себя функцию охраны границ. В целом эта первая конференция стала решающей вехой в становлении ВЧК.

15 июня 1918 г. впервые состоялось заседание внесудебной Коллегии (тройки) ВЧК с правом вынесения смертного приговора. В ее состав вошли Феликс Дзержинский, Вячеслав Александрович и Мартын Лацис.

На втором этапе (с июля 1918 г. по 5 сентября 1918 г.) организационная структура ВЧК еще более укрепилась. Создание отделов ЧК на местах продвигалось быстро, но, по мнению Дзержинского, организация работы в уездных ЧК все еще оставляла желать лучшего. В августе 1918 г. насчитывалось 35 губернских и 75 уездных ЧК. Все более опасное для большевиков положение лета 1918 г. в условиях начавшейся гражданской войны, около 140 восстаний и мятежей, в основном крестьянских, а также восстания левых эсеров 6-7 июля 1918 г. в Москве, привели к усилению красного террора еще до его официального провозглашения 5 сентября 1918 г. и, соответственно, к росту власти ЧК. Представителей «буржуазии» все чаще брали в заложники. Вероятно, уже в июле 1918 г. ЧК получила разрешение на создание собственных концентрационных лагерей, которые служили для изоляции и интернирования политических противников без суда и следствия.

С 29 июля 1918 г. ВЧК также распространила свою власть на Красную армию, создав собственные отделы (фронтовые и армейские ЧК). Вновь созданные отделы ЧК конкурировали в РККА со службой военной контрразведки – так называемым Военным контролем.

После убийства председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого и покушения на Ленина 30 августа 1918 г. красный террор стал официальной политикой Советской России. Еще до принятия постановления СНК о красном терроре от 5 сентября 1918 г., ВЧК опубликовала 3 сентября 1918 г. свое обращение к «Трудящимся республики», написанное 31 августа 1918 года.

В нем говорилось, что «на преступные замыслы врагов рабочего класса» ВЧК ответит массовым террором. Воззвание угрожало, что «всякий арестованный с оружием в руках, без соответствующих разрешений и удостоверений личности подлежит немедленному расстрелу», «всякий, кто осмелится агитировать против Советской власти, будет немедленно арестован и посажен в концентрационные лагеря», «все представители грабительского капитала, все мародеры и спекулянты будут поставлены на принудительные общественные работы», а «лица, замешанные в контрреволюционных замыслах, уничтожены и раздавлены тяжелым молотом революционного пролетариата». Таким образом, начавшийся красный террор не был выражением неконтролируемого движения масс в ответ на покушение на Ленина, а был централизованно организован ВЧК. В Петрограде, как сообщали «Известия ВЦИК» 3 сентября 1918 г., после покушений чекистами были расстреляны 500 заложников.

С принятием «Постановления о красном терроре» от 5 сентября 1918 года ЧК получила официальные полномочия изолировать всех «классовых врагов» в лагерях и расстреливать контрреволюционеров без спроса.

В период между объявлением красного террора и Второй Всероссийской конференцией ВЧК в начале ноября 1918 г. (3-й этап) ВЧК осуществляла террор в широких масштабах. Только в газетных объявлениях говорилось о примерно 10-15 тысячах казней за два осенних месяца.

ВЧК продолжала расширять свои полномочия, при этом эти полномочия не были четко узаконены, а сама Комиссия не была подконтрольна вышестоящему органу. Так, 3 октября 1918 года ВЧК разъясняла в «Известиях ВЦИК», что, хотя она «подчинена Совету Народных Комиссаров», и «комиссар юстиции и комиссар внутренних дел имеют контроль над ней», в то же время «в своей деятельности ВЧК совершенно самостоятельна, производя обыски, аресты и расстрелы», а органы юстиции и внутренних дел не должны вмешиваться в работу ЧК.

Однако бесконтрольная власть чрезвычайных комиссий вызывала протест как в партии, так и в народных комиссариатах юстиции и внутренних дел. В советской прессе также публиковалась критика в отношении ЧК. Советы часто требовали поставить местные органы ВЧК под какой-либо контроль. 25 октября ЦК РКП(б) обсудила новое положение о ВЧК, которое было принято ВЦИК 28 октября 1918 г. Однако это положение не ограничивало деятельность ВЧК на практике. Напротив, в нем подтверждалась «центральная роль» ВЧК в «борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности […] на всей территории Российской Советской Федеративной Социалистической Республики». Спор о юрисдикции с местными Советами так и остался окончательно нерешенным, причем позиция ВЧК перевешивала. Даже ревизионная комиссия, назначенная ЦК РКП(б) 25 октября 1918 года для расследования деятельности ВЧК, не установила каких-либо реальных границ для ее деятельности.

Неоднократная критика ВЧК на 4-м этапе (ноябрь 1918 - февраль 1919 гг.) была отвергнута партийным руководством, в частности Лениным. 7 ноября 1918 г. на праздновании годовщины Октябрьской революции вождь заявил: «Когда я гляжу на деятельность ЧК и сопоставляю ее с нападками, я говорю: это обывательские толки, ничего не стоящие».

На Второй Всероссийской конференции ЧК (25–28 ноября 1918 года) цели и задачи сформулированы были по-новому. В задачи и цели ЧК теперь входило следующее: «1. Контрреволюция, 2. Буржуазия, 3. Беспорядки и злоупотребления, 4. Государственные преступления, 5. Исследования в порядке чрезвычайного положения, 6. Лица, проезжающие через границу, 7. Иностранные разведчики, 8. «Укрываться», 9. Сохранение общественного спокойствия при отсутствии милиции, 10. Проверять дознания о преступлениях, 11. Участие в незаконных совещаниях […]».

На конференции ВЧК также заявила о своем праве контролировать всю систему транспорта и связи. Кроме того, на конференции обсуждалась секретная инструкция для местных ЧК относительно их положения по отношению к Советам. Согласно ей, органам ЧК разрешалось действовать по собственному усмотрению, если они обнаруживали нарушения в деятельности Советов, но при этом они должны были сообщать об этом президиумам исполкомов местных Советов. В случае злоупотреблений в местных ЧК исполкомы Советов не имели права самостоятельно принимать меры, а должны были лишь информировать об этом вышестоящую ЧК. ВЧК по-прежнему обладала правом административного наказания в виде ссылки и высылки, но расстреливать имели право только фронтовые и губернские ЧК.

На всероссийской конференции ВЧК Ленин лично выступил в защиту деятельности чекистов от вновь вспыхнувшей критики из собственных большевистских рядов.

Зима 1918/19 г. была трудным временем для ВЧК, так как критика действий и всевластия ВЧК усилилась, даже если это было вызвано не столько гуманитарными, сколько властно-политическими причинами. Народный комиссариат внутренних дел пытался поставить местные ЧК под контроль Советов. Как подчеркивалось в одном из официальных отчетов за осень 1918 г., почти не было случаев, когда ЧК и местные Советы работали вместе в духе сотрудничества; напротив, в атмосфере царило взаимное недоверие.

ЧК и партийно-советское руководство на местах часто арестовали друг друга. Так, партийное собрание Землянского уезда Воронежской губернии, например, жаловалось 30 октября 1918 г.: «Уездная ЧК игнорирует многие постановления общего собрания и партийного комитета, часто срывает и затягивает общие собрания [...]. ЧК - это пьющая и расколотая банда без руля и ветрил».

Уездные ЧК часто вели себя независимо, их деятельность с трудом поддавалась контролю со стороны центрального аппарата ВЧК. Они же несли ответственность за чрезмерное применение красного террора в губерниях, выходя за рамки требований центра. 20 января 1919 г. Президиум ВЦИК принял решение об упразднении уездных ЧК. Однако эта победа НКВД была лишь кажущейся, так как уездные ЧК продолжали как правило существовать в силу специальных решений.

Наркомат юстиции и председатель Революционного (Верховного) трибунала при ВЦИК Николай Крыленко также пытались ограничить полномочия ВЧК, которые расширялись за их счет. По замыслу Крыленко, ВЧК должна была быть низведена до чисто следственного органа революционных трибуналов. Масштабная критика ВЧК исходила из собственных рядов партии. 8 января 1919 г. Лев Каменев потребовал упразднения ВЧК и передачи ее задач революционным трибуналам, которые, в свою очередь, должны были находиться под контролем специального отдела ВЦИК. 17 февраля 1919 г. ВЦИК наконец принял решение о реорганизации революционных трибуналов и ограничении судебных полномочий ВЧК. ВЧК было разрешено осуществлять «право непосредственной расправы» только «при наличии вооруженного выступления (контрреволюционных, бандитских и т. п.)» и в «местностях, объявленных на военном положении». Однако ЧК получила право заключения в концентрационные лагеря. Революционные трибуналы, которые теперь состояли из трех членов и решения которых не могли быть обжалованы в апелляционном порядке, получили право контролировать следственную деятельность ЧК.

Однако эти постановления, на первый взгляд существенно ограничивавшие власть ВЧК, были во многом лишены какого-либо значения. Надзорная функция революционных трибуналов была доведена до абсурда тем, что в них заседали сотрудники ЧК. Так, например, заместитель главы ВЧК Яков Петерс был членом Верховного революционного трибунала при ВЦИК. Обострение гражданской войны привело к тому, что почти повсеместно было введено военное положение, а критика в адрес ВЧК вновь затихла.

6 февраля 1919 г. согласно постановлению Президиума ВЦИК органы Военного контроля (военная контрразведка) перешли в ведение ВЧК и были преобразованы в Особые отделы при ВЧК. Это означало, что ВЧК, вопреки яростному сопротивлению Троцкого, одержала верх в деле организации тайной полиции в армии.

Пятый и последний этап в истории ВЧК (март 1919 – 6 февраля 1922 гг.) начался 16 марта 1919 г. с назначением председателя ВЧК Дзержинского народным комиссаром внутренних дел. ВЧК и НКВД фактически слились в один огромный орган. Критики ВЧК со стороны НКВД больше ожидать не следовало.

С фактическим переходом ВЧК в ведение НКВД была также преобразована система управления концентрационными лагерями и лагерями принудительных работ. Большинство лагерей, находившихся в ведении ЧК, перешли под юрисдикцию НКВД, хотя несколько лагерей, куда направлялись в основном политические заключенные, оставались под прямым контролем ЧК.

Вооруженные силы ВЧК получили новую организационную структуру. Корпус войск ВЧК, сформированный летом 1918 г. и превратившийся в независимую от Красной армии силу, в мае 1919 г. был объединен с другими вооруженными подразделениями в Войска внутренней охраны республики (ВОХР), насчитывавшие около 125 000 человек и переданные под командование народного комиссара внутренних дел, а значит, Дзержинского. В задачи ВОХР входила охрана заводов, путей сообщения, концлагерей и тюрем, а также поставок продовольствия. К середине 1920 г. численность войск ВОХР выросла до 250 000 человек.

В 1919–1920 гг. концентрация властных полномочий в руках Дзержинского вновь вызвала резкое недовольство партийно-советских элит. На Седьмом Всероссийском съезде Советов (5–9 декабря 1919 г.) действия ВЧК в очередной раз подверглись жесткой критике, некоторые ораторы заявили о капитуляции советской власти перед ВЧК. Достигнутое в марте 1920 г. соглашение между народным комиссаром юстиции и Дзержинским о полномочиях ВЧК и революционных трибуналов на практике не сопровождалось ограничением власти ВЧК. С началом в 1920 г. советско-польской войны вновь было введено широкомасштабное военное положение, вся внутренняя критика в адрес ВЧК опять прекратилась.

Теперь ЧК была озабочена прежде всего подавлением распространяющихся крестьянских восстаний и забастовочных движений. Ликвидация Кронштадтского восстания в марте 1921 г. привела к активизации действий чекистов против всех, кто был близок к меньшевикам, эсерам и анархистам. В апреле 1921 г. Дзержинский был также назначен народным комиссаром путей сообщения, что еще больше расширило сферу его полномочий.

Хотя период относительного спокойствия, последовавший за окончанием Гражданской войны, не привел к прекращению репрессивных действий ЧК, он постепенно способствовал своеобразной «цивилизации» красного террора. В рамках перехода к новой экономической политике (НЭП) постановлением ВЦИК от 6 февраля 1922 г. ВЧК была преобразована в Государственное политическое управление (ГПУ, с 1923 г. ОГПУ) и формально включена в состав НКВД, хотя Дзержинский и оставался во главе комиссариата. Полномочия ГПУ были сокращены, но органы госбезопасности сохранили контроль над концентрационными лагерями, а также право заключать в них людей. ГПУ продолжало приводить в исполнение смертные приговоры, казнив несколько сотен человек в 1923 г. и около 2 500 в 1924 г. В 1922/23 гг. число сотрудников ГПУ было резко сокращено. Если в конце 1921 г. численность сотрудников ВЧК составляла около 150 тыс. человек, в том числе 60 000 секретных сотрудников, то теперь на службе в ГПУ оставалось 36 000 человек.

Личный состав ЧК формировался из различных этнически групп населения. Бросается в глаза высокая доля поляков, латышей и евреев. Первые входили в состав комиссии, особенно в самом начале, благодаря личным знакомствам Дзержинского, поляка по национальности. Зачастую хорошо образованные евреи, которым были закрыты карьерные пути в царской империи, заняли после октября 1917 г. вакантные руководящие посты в советском государстве, а значит и в ЧК, став своего рода «эрзацем» старой интеллигенции. Однако представители низших классов России также использовали ЧК как лифт социальной мобильности.

Опыт насилия превратил членов ЧК, гордо называвших себя чекистами, в боевое сообщество, которое впоследствии героизировалось советской общественностью. Насилие в гражданской войне, как со стороны красных, так и со стороны белых, было результатом крушения всех моральных барьеров, произвола правителей и борьбы за выживание. Большевики активно использовали для целей классовой борьбы формы мобилизации, контроля и «социальной инженерии», разработанные в годы мировой войны. Являясь инструментом большевистского террора и «мечом партии», ЧК вела классовую борьбу с помощью физического насилия (расстрелы, истязания), полицейско-административного принуждения (заложники, заключение в лагеря) и принудительного распределения благ (выдача документов, продуктов питания и т. д.).

Жертвами ярко выраженного черно-белого мышления, делившего мир исключительно на «друзей» и «врагов», становились политики из антибольшевистского лагеря, рабочие, боровшиеся за свои права, обещанные революцией, крестьяне, сопротивлявшиеся реквизициям, казаки, изначально считавшиеся врагами советской власти, а также «капиталисты», «бывшие», религиозные деятели и «социально чуждые элементы», которые в сознании большевиков могли быть только их врагами. По подсчетам Дж. Леггетта, за время своего существования органы ЧК расстреляли около 140 000 человек.

В последующие годы деятельность ЧК героизировалась, акты насилия на фоне белого террора преуменьшались, а ее действия стилизовались под самоотверженную и справедливую борьбу за утверждение советской власти над всеми внутренними и внешними противниками. Сформировался мифический культ ВЧК, культ, который не исчез в России и сегодня, как показывает история с дискуссией о восстановлении памятника Дзержинскому на Лубянской площади.

Vorlage:Anchor (Перевод с нем.: Андрей Савин)

Sitzung des Rats der Volkskommissare vom 7. Dezember 1917

Vorsitzender: Vl. Il`ič Lenin […]

Anwesende: Dzeržinskij, Stalin, Petrovskij, Glebov, Menžinskij, Aksel`rod, Šotman.

Zuhörer: […]

9. Bericht von Dzeržinskij über die Organisation und das Personal einer Kommission zum Kampf mit der Sabotage. Personal (noch nicht vollständig): 1) Ksentofontov, 2) Žedilev, 3) Averin, 4) Peterson, 5) Peters, 6) Evseev, 7) Trifonov V., 8) Dzeržinskij, 9) Sergo ?, 10) Vasilevskij ?

Die Aufgaben der Kommission: 1) Alle konterrevol[utionären] und Sabota[ge]-Vers[uche] und -Hand[lungen] in ganz Russland, vom wem sie auch ausgehen, zu durchkreuz[en] und zu liquidier[en];

2) Alle Sabot[eure] und Konterrev[olutionäre] dem Gericht der Rev[olutions]tribun[ale] zu übergeben und Maßnahmen zum Kampf mit ihnen auszuarbeiten;

3) die Kommission führt nur die Voruntersuchung, soweit dies zur Unterbindung notwendig ist;

4) die Kommission wird in Abteilungen geglied[ert]: Informations-, Organisationsab[teilung](zur Organisa[tion] des Kampfes mit der Konterre[volution] in ganz Russ[land] und der Zweigstel[len]), 3) Kampfabteilung

Die endgültige Zusammensetzung der Kommission wird morgen erfolg[en].

Vorläufig ist die Liquid[ations]-Kommiss[ion] des Mili[tär-]revolut[ions]komitees tät[ig]. Die Kommis[sion] rich[tet] ihre Aufmerk[samkeit] in er[ster] Lin[ie] auf die Presse, Sabotage usw. der rech[ten] SRy-Sabot[eure] und -Streik[enden].

Maßnahmen: Beschlag[nahme], Ausweisung, Entzug der Lebensmittelkarten, Veröffent[lichung] von Listen der Volksfeinde usw.

Es wurde beschlossen:

9. Die Kommission Allrussländische Außerordentliche Kommission beim Rat der Volkskommissare zur Bekämpfung der Konterrevolution und Sabotage zu nennen und sie zu bestätigen.

(Zu veröffentlichen). […]

RGASPI, f. 19, op. 1, d. 21. l. 2-2ob., Original. Übersetzung aus dem Russischen von Georg Wurzer.

Заседание Совета Народных Комиссаров 7-го декабря 1917 г.

Председательствует: Вл. Ильич Ленин. [...]

Присутствуют: Дзержинский, Сталин, Петровский, Глебов, Менжинский, Аксельрод, Шотман.

Слушали: [...]

9. Доклад Дзержинского об организации и составе комиссии по борьбе с саботажем. Состав (еще не полный): 1) Ксенофонтов, 2) Жедилев, 3) Аверин, 4) Петерсон, 5) Петерс, 6) Евсеев, 7) Трифонов В., 8) Дзержинский, 9) Серго ?, 10) Василевский ?

Задачи комиссии: 1) пресек[ать] и ликвидир[овать] все контрревол[юционные] и саботажн[ые], попыт[ки] и действ[ия] по всей России, со стороны кого бы они ни исходили;

2) предание суду Рев[олюционного] трибун[ала] всех саботаж[ников] и контрреволюц[ионеров] и выработка мер борьбы с ними;

3) комиссия ведет только предварительное расследование, поскольку это нужно для пресечения;

4) комиссия раздел[яется] на отделы: информационный, организационный отд[ел] (для организ[ации] борьбы с контрр[еволюцией] по всей Рос[сии] и филиальных отд[елов]), 3) отдел борьбы.

Комиссия сконструирует[ся] окончательно] завтра.

Пока действ[ует] ликвид[ационная] комис[сия] В[оенно-] Революционного] Комитета. Комис[сии] обрат[ить] в пер[вую] голову вним[ание] на печать, саботаж и т. д. прав[ых] с.-р. саботажн[иков] и стачечн[иков].

Меры – конфискац[ия], выдворение, лишение карточек, опубликов[ание] списков врагов народа и т.д.

Постановили:

9. Назвать комиссию Всероссийской Чрезвычайной комиссией при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем и утвердить ее.

(Опубликовать). <...>

РГАСПИ, ф. 19, оп. 1, д. 21, л. 2-2об. Подлинник.

• 

  Seite 1

• 

  Seite 2

RGASPI, f. 19, op. 1, d. 21, l. 2-2ob. Original. Gemeinfrei (amtliches Werk).

РГАСПИ, ф. 19, оп. 1, д. 21, л. 2-2об. Подлинник. Общественное достояние (официальный документ).

S. S. Balmasov (Hrsg.), Krasnyj terror na vostoke Rossii v 1918–1922 gg. [Der Rote Terror im Osten Russlands 1918–1922]. Posev, Moskva 2006.

G. A. Belov, Aus der Geschichte der Allrussischen Außerordentlichen Kommission (1917–1921). Eine Sammlung von Dokumenten. 1. Hbd. Ministerium für Staatssicherheit, Potsdam 1971.

G. A. Belov, Aus der Geschichte der Allrussischen Außerordentlichen Kommission (1917–1921). Eine Sammlung von Dokumenten. 2. Hbd. Ministerium für Staatssicherheit, Potsdam 1974.

Dietrich Beyrau, Der Erste Weltkrieg als Bewährungsprobe. Bolschewistische Lernprozesse aus dem „imperialistischen“ Krieg. In: Journal of Modern European History, 1:1 (2003), S. 96–124.

S. Cvigun/A. A. Solov’ev u. a. (Hrsg.), W. I. Lenin und die Gesamtrussische Tscheka: Dokumentensammlung, 1917–1922. Bearb. von Ju. A. Achapkin, V. K. Vinogradov u. a. Ministerium für Staatssicherheit, Berlin (O) 1977.

Orlando Figes, Die Tragödie eines Volkes: Die Epoche der russischen Revolution, 1891 bis 1924. Berlin-Verlag, Berlin 1998.

Stefan Karsch, Die bolschewistische Machtergreifung im Gouvernement Voronež (1917–1919) (=Quellen und Studien zur Geschichte des östlichen Europa 71). Steiner, Stuttgart 2006.

Lubjanka. Organy VČK – OGPU – NKVD – NKGB – MGB – MVD – KGB. 1917–1991. Spravočnik [Lubjanka. Die Organe der VČK – OGPU – NKVD – NKGB – MGB – MVD – KGB. 1917–199. Handbuch] (=Rossija XX Vek. Dokumenty). Bearb. von Aleksandr Kokurin und Nikita V. Petrov. Meždunarodnyj fond „Demokratija“, Moskva 2003, Online.

George Leggett, The Cheka: Lenin’s Political Police: The All-Russian Extraordinary Commission for Combating Counter-Revolution and Sabotage, December 1917 to February 1922. Clarendon Press, New York 1981, Online.

Alter Lʹvovič Litvin, Writing History in Twentieth-Century Russia: A View from Within. Hrsg. von John L. H. Keep. Palgrave, Basingstoke 2001, Online.

Sergej Mel’gunov, Der rote Terror in Rußland 1918–1923. Verlag Olga Diakow & Co., Berlin 1924.

Richard Pipes, Die russische Revolution. Bd. 2: Die Macht der Bolschewiki. Rowohlt, Berlin 1992.

F. Ė. Dzeržinskij: predsedatelʹ VČK - OGPU 1917-1926 [F. Ė. Dzeržinskij: Leiter der VČK - OGPU 1917-1926] (=Rossija XX Vek. Dokumenty). Bearb. von Andrej A. Plechanov und Aleksandr M. Plechanov. MFD: Materik, Moskva 2007, Online.

I. S. Rat’kovskij, Krasnyj terror i dejatel’nost’ VČK v 1918 godu [Der Rote Terror und die Aktivitäten der VČK im Jahr 1918]. Izd-vo S.-Peterburgskogo univ., Sankt-Peterburg 2006.

Peter Scheibert, Lenin an der Macht: Das russische Volk in der Revolution 1918–1922. Acta humaniara, Weinheim 1984, Online.

Pavel G. Sofinov, Abriss der Geschichte der Gesamtrussischen Außerordentlichen Kommission: 1917–1922. 2., überarb. Aufl., Ministerium für Staatssicherheit. Juristische Hochschule Potsdam, Berlin 1979.

Ralf Stettner, „Archipel GULag“: Stalins Zwangslager-Terrorinstrument und Wirtschaftsgigant. Entstehung, Organisation und Funktion des sowjetischen Lagersystems 1928–1956. Schöningh, Paderborn u.a. 1996.

Aleksej G. Tepljakov, Dejatel’nost’ organov  VČK – GPU-OGPU-NKVD (1917–1941 gg.): istoriografičeskie i istočnikovedčeskie aspekty [Die Tätigkeit der VChK-GPU-OGPU-NKVD-Organe (1917-1941): Historiographische und quellenkundliche Aspekte.]. NGUĖU, Novosibirsk 2018, Online.

Aleksej G. Tepljakov, „Nepronicaemye nedra“: VČK – OGPU v Sibiri 1918-1929 gg. [„Undurchdringliche Eingeweide": Die VČK – OGPU in Sibirien.  1918-1929.] (=AIRO - Pervaja monografija 27). AIRO-XXI, Moskva 2007, Online.

Nicolas Werth, Ein Staat gegen sein Volk. Gewalt, Unterdrückung und Terror in der Sowjetunion. In: Stéphane Courtois, Nicolas Werth u. a. (Hrsg.), Das Schwarzbuch des Kommunismus. Unterdrückung, Verbrechen und Terror. Piper, München/Zürich 1998, S. 44–295.

Красный террор на востоке России в 1918–1922 гг. / под ред. С.С. Балмасова. Москва: Посев, 2006.

Из истории Всероссийской Чрезвычайной комиссии, 1917-1921 гг. Сборник документов / под ред. Г.А. Белова, А.Н. Куренкова и др. Сост. А.К. Гончаров, И.А. Дорошенко и др. Москва: Политиздат, 1958.

Верт, Н. Государство против своего народа: насилие, репрессии и террор в советском союзе // Черная книга коммунизма: Преступления, террор, репрессии / под ред. И. Ю. Белякова. Москва: Три века истории, 1999, с. 61–258.

Лубянка. Органы ВЧК – ОГПУ – НКВД – НКГБ – МГБ – МВД – КГБ. 1917–1991. Справочник / сост. А. И. Кокурин и Н. В. Петров. Москва: Международный фонд «Демократия», 2003 (=Россия XX Век. Документы), онлайн.

Мельгунов, С. П. Красный террор в России 1918 – 1923. Берлин: Батага, 1924.

Пайпс, Р. Русская революция, Кн. 3: Россия под большевиками, 1918-1924. Москва: Захаров, 2005.

Ф.Э. Дзержинский – председатель ВЧК-ОГПУ. 1917–1926 / сост. А. А. Плеханов и А. М. Плеханов. Москва: МФД: Материк, 2007 (=Россия XX Век. Документы), онлайн.

Ратьковский, И.С. Красный террор и деятельность ВЧК в 1918 году. Санкт-Петербург: Изд-во С.-Петербургского унив., 2006.

Софинов, П.Г. Очерк истории Всероссийской Чрезвычайной Комиссии (1917-1922 гг.). Москва: Политиздат, 1960, онлайн.

Тепляков, А. Г. «Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918-1929 гг. Москва: АИРО-ХХI, 2007 (=АИРО - Первая монография 27).

Тепляков, А. Г. Деятельность органов ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД (1917–1941 гг.): историографические и источниковедческие аспекты. Новосибирск: НГУЭУ, 2018, онлайн.

В.И. Ленин и ВЧК. Сборник документов (1917-1922 гг.) / под ред. С. К. Цвигуна, А. А. Соловьева, и др. Сост. Ю. А. Ахапкин, В. К. Виноградов и др. Москва: Политиздат, 1975, онлайн.

Beyrau, D. Der Erste Weltkrieg als Bewährungsprobe. Bolschewistische Lernprozesse aus dem «imperialistischen» Krieg [Первая мировая война как испытание. Большевистские процессы извлечения уроков из «империалистической» войны] // Journal of Modern European History, 2003, Т. 1, № 1, c. 96–124.

Figes, O. A People’s Tragedy: The Russian Revolution 1891—1924. London: Pimlico, 1997, онлайн.

Karsch, S. Die bolschewistische Machtergreifung im Gouvernement Voronež (1917–1919) [Захват власти большевиками в Воронежской губернии (1917-1919)]. Stuttgart: Steiner, 2006 (= Quellen und Studien zur Geschichte des östlichen Europa 71).

Leggett, G. The Cheka: Lenin’s Political Police: The All-Russian Extraordinary Commission for Combating Counter-Revolution and Sabotage, December 1917 to February 1922. New York: Clarendon Press, 1981, онлайн.

Litvin, A. L. Writing History in Twentieth-Century Russia: A View from Within / под ред. J. L. H. Keep. Basingstoke: Palgrave, 2001, онлайн.

Scheibert, P. Lenin an der Macht: Das russische Volk in der Revolution 1918–1922 [Ленин у власти: Русский народ в революции 1918-1922 гг.]. Weinheim: Acta humaniara, 1984, онлайн.

Stettner, R. «Archipel GULag»: Stalins Zwangslager-Terrorinstrument und Wirtschaftsgigant. Entstehung, Organisation und Funktion des sowjetischen Lagersystems 1928–1956 [«Архипелаг ГУЛАГ»: сталинский лагерь принудительного труда - инструмент террора и экономический гигант. Происхождение, организация и функции советской лагерной системы 1928-1956 гг.]. Paderborn u.a.: Schöningh, 1996.

Werth, N. Ein Staat gegen sein Volk. Gewalt, Unterdrückung und Terror in der Sowjetunion // Das Schwarzbuch des Kommunismus. Unterdrückung, Verbrechen und Terror / под ред. S. Courtois, N. Werth, и др. München/Zürich: Piper, 1998, с. 44–295.