Протокол заседания Президиума ЦК КПСС №35а, 10 июня 1962 г.

Введение

С начала 60-х гг. социально-экономическая ситуация в СССР стала ухудшаться. Новый виток индустриальной модернизации и наращивание мощи ВПК привели к трудностям в секторах, ориентированных на производство потребительских товаров. Авантюристичные попытки одним рывком нарастить производство мяса в 1959 г. подорвали мясомолочный сектор сельского хозяйства. Хрущев решил поправить ситуацию, стимулировав колхозы с помощью повышения закупочных цен на сельскохозяйственную продукцию, но не за счет бюджета.

В 1962 г. международная обстановка продолжала обостряться. В мае советское руководство приняло решение разместить ракеты на Кубе. В преддверии нового витка "Холодной войны" требовались дополнительные средства.

17 мая Совет министров СССР принял постановление "О повышении закупочных (сдаточных) цен на крупный рогатый скот, свиней, овец, птиц, масло животное и сливки и розничных цен на мясо, мясные продукты и масло животное". Об этом было объявлено 1 июня. Цены повышались на 25-30%. Наступление на права трудящихся обосновывалось их собственными интересами: "Надо, чтобы все правильно поняли, что если не осуществить сегодня такой меры, как повышение закупочных цен на мясо, то завтра будет такое положение, когда будет ощущаться нехватка этих продуктов, будут очереди за мясом", - утверждал Н. Хрущев. Впрочем, говоря об очередях за мясом в будущем времени, Хрущев лукавил – в начале 60-х гг. мясо уже исчезло с прилавков магазинов в небольших городах, и его можно было купить на рынке, но по более высоким ценам. Повышение официальных цен 1 июня привело к резкому скачку цен на рынке, и мясо стало недоступно значительной части населения.

Как вспоминает житель Новочеркасска Б. Степанов, "если вспомнить, что всего два года назад на прилавках гастрономов лежало и стояло все, что угодно скромной русской душе, и что люди уже успели привыкнуть к тому, что ежегодно 10 марта по всей стране происходило снижение цен (как правило, на 10-20%), наступившее вдруг без видимых причин ухудшение снабжения не могло не поразить всех и не вызвать самых неприятных эмоций".

Как только были повышены цены на продовольствие, на многих предприятиях страны и на улицах в Риге, Киеве, Челябинске, Кемерово, Перми и др. происходили небольшие стихийные митинги численностью до нескольких десятков человек. Возмущенные рабочие обсуждали происшедшее, но в конце концов приступали к работе. А вот на Новочеркасском электровозостроительном заводе им. Буденного (НЭВЗ), расположенном в пригороде Новочеркасска Буденовском (10 км. от города), стихийный митинг перерос в выступление против политики Хрущева. Дело в том, что незадолго до повышения цен на этом заводе были уменьшены на треть расценки, что и без того ухудшило положение рабочих. Работа во многих цехах завода была особенно тяжелой и опасной, случались массовые отравления химическими веществами. Рабочие имели опыт "волынок".

С утра 1 июня рабочие собирались в группы и обсуждали – как теперь жить? На заводе присутствовал завотдела обкома Я. Бузаев, который попытался успокоить рабочих повторением официальной позиции. Вокруг него собралось около двадцати рабочих. Доводы руководителя их не убедили, и партийный деятель ретировался, предоставив объясняться с рабочими директору и секретарю парткома. “Разговор с рабочими они повели не по-деловому, высокомерно, барски. В момент разговора директора с рабочими к ним подошла женщина с пирожками в руках. Увидав пирожки, директор решил поостроумничать и, обращаясь к рабочим, произнес: “Не хватает денег на мясо и колбасу, жрите пирожки с ливером”. Это стало искрой, которая повлекла за собой трагедию в Новочеркасске”, — вспоминал участник событий П. Сиуда. Рабочие вышли из себя: "Да они еще, сволочи, издеваются над нами!"

Из сталелитейного цеха, где произошел этот инцидент, волнения распространились по всему заводу. Как вспоминает П. Сиуда, "рабочих не было нужды агитировать за забастовку. Достаточно было появиться группе призывающих к ней, как работа моментально останавливалась". У заводуправления собралось уже около 1000 возбужденных рабочих.

Возмущенные работники сорвали портреты Хрущева и коммунистические лозунги, сожгли их и вывесили плакаты, подготовленные слесарем В. Черныхом и художником В. Коротеевым: "Мяса, молока, повышения зарплаты!", "Нам нужны квартиры". Большую популярность приобрел лозунг "Хрущева – на мясо".

В. Черных во главе группы рабочих включил заводской гудок, созывая людей. От администрации на митинге решился выступить только главный инженер С. Елкин, и ему не удалось урезонить рабочих. От мяса и масла ораторы, выступавшие с козырька пешеходного туннеля, быстро перешли к вопросам большой политики. Они осуждали даже "святая святых" - интернациональную помощь "братским народам", за счет которой можно было бы поправить дела советских рабочих.

Чтобы довести требование отмены повышения цен до жителей других регионов, рабочие перекрыли железнодорожные пути, и около 12 часов остановили поезд Саратов-Ростов и стали подавать тревожные гудки уже с помощью тепловоза. На поезде появилась надпись: "Мяса, масла, повышения зарплаты". Остановка движения должна была разнести по всей стране весть о том, что "что-то происходит". Забастовщики рассчитывали на солидарность рабочих всей страны, по существу они бросили вызов режиму.

Вокруг поезда закипели споры – пропускать ли его. Ведь в вагонах в духоте страдали пассажиры. Елкин и Сиуда убеждали забастовщиков, что поезд нужно пропустить, но их даже поколотили. Поезд насилу удалось отвести назад от мятежного предприятия. Позднее рабочие еще два раза перекрывали движение.

На место действия прибыла милиция, но "при виде накатившейся грозной людской волны милицейские шеренги моментально рассеялись", - вспоминает П. Сиуда. К этому времени митинговало уже более четырех тысяч человек. Часть людей была настроена откровенно экстремистски, готова к погромным действиям, но большинство рабочих придерживались более конструктивной тактики, стремясь заставить начальство вступить в переговоры.

Колонна рабочих НЭВЗа во главе с коммунистом С. Сотниковым двинулась на заводы № 17 и электродный. На 17-м – привилегированном закрытом заводе, "ящике", - выступление поддержано не было. Забастовщики пытались отключить подачу газа на "штрейкбрехерское" предприятие, но оператор газораспределительной станции Федоров сумел обмануть бунтарей, отключив только приборы, а не подачу газа. Затем станцию заняли войска. На суде позднее утверждалось, что отключение газа могло вызвать взрыв, но о серьезности такой угрозы можно судить по тому, что она упоминается всколзь после более серьезного ущерба в 50000 рублей. Электродный завода пока поднять не удалось, но "поход Сотникова" не пропал даром – рабочие этого предприятия присоединятся к движению на следующий день.

Около 16 часов на митинг прибыл первый секретарь обкома А. Басов. Когда он вышел на балкон заводуправления, толпа сначала затихла. Но Басов стал повторять все те же официальные заклинания о том, что повышение цен служит на пользу рабочих. Это возмутило слушателей, они закричали: "Обращение мы читали, сами грамотные, а ты нам скажи, как дальше будем жить, нормы снизили, а цены повысили!" Когда слово взял ненавистный директор Курочкин, рабочие стали кидать в начальство тем, что попало под руку. Басов, заблокированный в заводуправлении, вызвал войска. На место событий прибыло около 500 солдат во главе с генерал-майором Олешко, а затем еще 150 солдат. Рабочие попытались преградить путь войскам с помощью баррикад, а когда это не помогло, принялись агитировать солдат и смешиваться с ними. Басова из заводуправления вывели военнослужащие, переодетые в гражданскую одежду. Но с территории завода войскам пришлось отступить.

К вечеру прибыли бронетранспортеры с офицерами. Митингующие блокировали и раскачивали их. Одну машину перевернули. Пришлось снова отступить. Заместитель командующего Северокавказским военным округом генерал-лейтенант Шапошников предложил использовать для разгона манифестантов дымовые шашки, но это предложение не получило поддержки со стороны члена военного совета (комиссара) округа генерал-лейтенанта Иващенко. Тогда эта мера казалась еще слишком суровой.

Тем временем, выступление стало перерастать чисто рабочие рамки, к забастовщикам присоединились окрестные жители. Так, студент Ю. Дементьев предложил на митинге захватить банк, телеграф, телефон и почту в Новочеркасске, чтобы распространить выступление на другие города. Как видим, в то время студенты хорошо усваивали работы Ленина. Дементьев призвал вызвать на место событий опальных партийных руководителей Маленкова и Шепилова. Но большинство рабочих еще не было настроено радикально. Преобладало мнение, выраженное П. Сиудой: "Я выступил на митинге с призывом продолжать забастовку, соблюдать выдержку, твердость, организованность. Я предлагал на следующее утро идти всем в город демонстрацией, выработать общие требования и предъявить их властям". Так и решили делать.

В завершение митинга рабочие собрали многочисленные портреты Хрущева, другие агитационные материалы и устроили из них костер, не оставив сомнений в политическом характере своего выступления.

Вечером в город прибыли члены Президиума ЦК А. Шелепин и А. Кириленко. По их приказу командующий Северокавказским военным округом И. Плиев приступил к более решительным действиям. В поселок вошли танки. Рабочий Г. Катков, встав на пути танковой колонны, на время остановил ее. Затем бунтари закрывали танкам смотровые щели тряпками, разбивали приборы. В результате были снесены опорные столбы электропередач, а один танк угодил в котлован.

Только к трем часам утра рабочих удалось вытеснить с территории завода, и они разошлись по домам до утра.

Около 30 "зачинщиков" выступления были арестованы (некоторых вскоре отпустили). Причем среди арестованных оказались те лидеры "первой волны", которые были настроены более или менее конструктивно (в том числе П. Сиуда). Но рабочие не успокоились, тем более, что на свободе осталось немало радикалов. Уже в восемь утра волнения возобновились.

2 июня лишь три цеха занятого войсками НЭВЗа приступили к работе, но вскоре и они встали. Офицерам, требовавшим приступить к работе, отвечали: "Работайте сами, раз оккупировали завод!" Забастовка распространилась на другие предприятия. Борьба между забастовщиками и сторонниками "партии порядка" на электродном заводе приняла драматичный характер. Машинист аккумуляторной станции Вьюненко не только отказался присоединяться к стачке, но и пригрозил взорвать станцию вместе с забастовщиками. Но часть рабочих во главе с А. Коркачем и Г. Катковым пошла за бунтарями. А. Коркачу, бывшему офицеру, повышенное чувство справедливости уже стоило при Сталине трех лет лагерей. Сторонники стачки клеймили остальных: "Кто будет работать, тот фашист". Они ушли на митинг и парализовали работу на электродном. К забастовке присоединилась также часть рабочих завода "Нефтемаш".

В десять утра от пяти до десяти тысяч трудящихся нескольких предприятий двинулись в центр города. Они шли с пением революционных песен, несли портреты Ленина и лозунги в поддержку социальной справедливости. Впереди шли пионеры и рабочие с красными флагами. Рабочие несли цветы.

Когда демонстранты подошли к мосту через реку Тузлов, отделяющую рабочий поселок от Новочеркасска, дорогу им преградили танки и машины. И тогда многотысячная толпа стала скандировать: "Дорогу рабочему классу!" Танки не подавали признаков жизни, и люди частью перелезли через заграждение, а частью перешли реку вброд. Рабочая масса втекла в город.

Демонстрация была так хорошо организована, что жителям и в голову не могло прийти, что начались "беспорядки". "Оглянулась на дом со шпилем и увидела толпу, - вспоминает Н. Овсянникова. - Впереди дети в пионерской форме, много транспарантов, знамен, портретов. Первая мысль – что за праздник сегодня?" Впрочем, низовые начальники уже были в курсе дела – с домов снимали портреты Хрущева и официальные лозунги, опасались погромов.

Демонстранты пришли на центральную площадь Новочеркасска (площадь Ленина), где состоялся митинг. Люди запрудили сквер перед бывшим атаманским дворцом, где располагался горком КПСС. В это время в горкоме сосредоточилось не только областное руководство, но и пять членов Президиума ЦК: А. Микоян, Ф. Козлов, А. Шелепин, А. Кириленко, Д. Полянский, а также секретарь ЦК Л. Ильичев. По согласованию с Хрущевым было принято решение раздать солдатам боеприпасы (на практике боеприпасы были выданы еще раньше, рано утром). Когда к зданию подошла колонна рабочих, члены Президиума ЦК и другие высшие руководители отступили в военный городок.

К митингующим на балкон вышли председатель горисполкома М. Замула и завотделом ЦК Степанков. Они потребовали от демонстрантов разойтись. Люди уже почувствовали свою силу, и естественно не подчинились. Они просто согнали мелких чиновников с балкона, бросив в их сторону несколько палок. Толпа скандировала "Давай Хрущева!" Предлагали послать делегацию к Ворошилову. Если бы на балконе появился кто-то узнаваемый, например Микоян, это могло бы хотя бы на время успокоить собравшихся. Но члены Президиума побоялись встречаться с возмущенным рабочим классом и предпочли прикрыться чиновниками, которые не имели никаких полномочий.

В конце концов часть демонстрантов ворвалась в здание и обнаружила там стол, накрытый для встречи представителей ЦК, полный деликатесов, недоступных для рабочих. Это свидетельство партийных привилегий еще больше возмутило рабочих. Они вынесли яства на балкон и предъявили их толпе. Возмущенные демонстранты устроили в здании погром. Отловив оставшегося там чиновника, рабочие вывели его на балкон и потребовали объяснить, почему начальство роскошествует, когда народ бедствует. "Толпа гудела. Раздавались крики: "Расскажи все народу!" Человек начал: "Товарищи!..." Но продолжить ему не дали, на балкон полетели камни. Чиновника отпустили. Из окон второго этажа вниз полетели стулья, какие-то бумаги, портрет Хрущева и канцелярская утварь", - вспоминает очевидец событий А. Косоножкин. Завершив погром, рабочие продолжили митинг, выступая с балкона, оборудованного микрофоном. Ораторы стояли под красным знаменем рядом с выставленным на балконе портретом Ленина. "К микрофону подходили желающие и произносили речи, - вспоминает Г. Сенченко, - высказывали недовольство повышением цен на мясо, молоко и масло, понижением на заводе расценок. Возмущались словами директора электровозостроительного завода, который на вопрос рабочих, как им дальше жить, якобы ответил: перебьетесь на ливерных пирожках. Почти все выступающие призывали к одному – не выходить на работу, пока не понизят цены на мясо, молоко, масло и не повысят расценки на заводе".

Под конец выступила Е. Левченко, которая призвала собравшихся идти к горотделу милиции и освободить заключенных участников митинга предыдущего дня (участники событий не знали, что арестованных уже вывезли в город Шахты). Часть демонстрантов во главе с Левченко и Черепановым пошли к горотделу.

Тем временем подъехали автоматчики, оттеснили митингующих от горкома. Казалось, ситуация стабилизировалась, и возникла возможность для переговоров.

Тогда Микоян и Козлов все же решились вступить на контакт с демонстрантами. Вспоминает офицер А. Антонов: "Микоян предложил: пусть собравшиеся выделят своих представителей для переговоров. Тому, что Микоян в городе и хочет выслушать требования пришедших на площадь, в толпе не поверили, но представителей выделили. Я отвез их в военный городок. Вошли, Микоян встретил людей и пригласил сесть: какие у вас претензии, давайте поговорим. Мы ведь с вами советские люди. Мы знаем, что на заводе понизили расценки. Это мы пересмотрим. Что касается повышения цен, это мы менять не будем. Вы видите, мы идем навстречу. Что еще у вас…"

Но суть претензий касалась уже не расценок, а социального неравенства в стране и ухудшения жизни рабочего класса. Впоследствии сам факт переговоров, начатых по инициативе Микояна, был вменен в вину одному из лидеров митингующих Б. Мокроусову. В судебном приговоре сказано: "По инициативе Мокроусова была создана группа из девяти человек, именуемая ими "делегацией" для предъявления провокационных требований представителям военного командования.

В беседе с прибывшими в Новочеркасск руководителями Коммунистической партии и Советского государства, Мокроусов, как представитель бесчинствующих бандитов и хулиганов нагло требовал вывода из города воинского подразделения, наносил угрозы и оскорбления руководителям Партии и правительства, злобно клеветал на советскую действительность". Так отразилась в строках приговора строфа из поэмы Некрасова "Кому на Руси жить хорошо?", переиначенная Мокроусовым на современный лад: хорошо на Руси жить не народу, а Хрущеву и его окружению. Мокроусов требовал "не прижимать рабочий класс" и угрожал, ударяя кулаком о кулак: "Мы рабочий класс, нас много".

Попытка придать выступлению организованную форму и неуважительная беседа с властью была оценена судом как преступление, достойное смертной казни.

Переговоры не удались. Но Козлов напутствовал делегатов: "Идите к людям, успокойте их, призовите прекратить беспорядки". Один из членов делегации, выступивший на митинге с призывом пойти на уступки властям (возможно, уже после расстрела рабочих), был прерван криками "Предатель!"

Когда демонстранты подошли к горотделу милиции, то стали требовать освобождения своих товарищей. Из горотдела не отвечали. Тогда собравшиеся во главе с рабочим В. Черепановым сняли ворота с петель, протаранили ими другие двери и ворвались в здание. Рабочим удалось отобрать автомат у солдата Репкина, но стрелять они не стали. Черепанов схватился за автомат солдата Кувардина, но тот не отпускал. И тогда по демонстрантам открыл огонь солдат Азизов. "Внутри здания раздалась резкая автоматная очередь. Вместе с лавиной людей я был отброшен назад, - вспоминает О. Ярошенко. – но успел увидеть в этой давке парня в белой рубашке, с тремя крупными пятнами крови на груди, лежавшего на высоко поднятых руках людей". Около 30 участников нападения на горотдел были арестованы.

Несколько минут спустя бойня началась и у горкома партии. Сначала были произведены предупредительные выстрелы в воздух, а затем – в напиравшую толпу: "Со стороны горотдела послышалось несколько беспорядочных выстрелов. Минуты через три на площади началась стрельба: солдаты стреляли из автоматов в воздух. По громкоговорителю еще раз призвали людей разойтись. Но никто не расходился. И вот тут снова прогремели выстрелы. Это были уже не выстрелы в воздух: площадь наполнилась истошными криками. Мальчишки, до этого залезшие на деревья, стали с них падать. Помню, вместе с ними с дерева упал взрослый мужчина, он ужасно кричал и корчился. Рубашка на животе была вся в крови. Ажурная ограда сквера под напором людей провалилась. Люди разбегались, топтали друг друга", - вспоминает Г. Сенченко. Стрельба шла по команде: "Были именно залпы автоматов, резко начинавшиеся и также резко умолкавшие, а не отдельные автоматные очереди, случайно кем-то выпущенные", - свидетельствует О. Ярошенко. На площади остались лежать десятки людей.

По мнению П. Сиуды и Г. Сенченко, характер поражения людей свидетельствует о том, что стрельба велась не со стороны оцепления, а с крыш. Пули впивались в асфальт за сквером. Пострадали не только люди по всей площади сквера, но и в парикмахерской, у магазина, отделенных от горкома плотной толпой и деревьями. По этой же причине пострадало много детей, сидевших на деревьях – выше солдат. Сверху, за листвой детей было не видно.

В распоряжении властей были пожарные машины, которые сразу после событий использовали, чтобы смыть кровь с улицы. Но власти не попытались оттеснить с их помощью людей – они сознательно пошли на массовый расстрел. По секретным официальным данным погибло 23 человека, по мнению некоторых очевидцев — гораздо больше. В результате волнений 15 военнослужащих было госпитализировано.

Кто отдал приказ? В годы перестройки генерал-лейтенант Шапошников, в 1962 г. служивший заместителем командующего Северокавказским военным округом, сообщил, что получил приказ открыть огонь от своего непосредственного начальника генерала Плиева. По версии Шапошникова он отказался руководить расстрелом, после чего подвергся преследованиям. В действительности генерал был уличен в диссидентстве в 1967 г., через год после увольнения на пенсию. Другие участники событий со стороны властей категорически отрицали сам факт отдачи приказа открыть огонь, утверждая, что стрельба началась случайно, из-за нападения демонстрантов на солдат. Но свидетели, не служившие режиму, категорически настаивают, что стрельба велась не хаотически, а залпами. Руководство КПСС даже при обсуждении в узком кругу и не попыталось возложить ответственность за начало стрельбы на "стрелочников", рядовых солдат. При обсуждении итогов событий на президиуме ЦК говорилось прямо: "Другого выхода у нас не было". Решение открыть огонь было принято на политическом уровне – правительственной делегацией во главе с Микояном и Козловым, которые консультировались с самим Хрущевым. "Последней каплей", которая решила судьбу новочеркасских рабочих, стала либо неудача переговоров с "делегацией", либо столкновения в горотделе милиции.

Народу хотели показать, что социальные выступления будут подавлены беспощадно. Но сразу людей запугать не удалось – вскоре после расстрела толпа вернулась на площадь. Глазам предстала страшная картина: "Площадь залита свежей кровью, на фоне которой особенно контрастировали многочисленные белые детские панамки, втоптанные в грязно-кровавое месиво", - вспоминает М. Лось.

Важнейшие объекты города охранялись войсками, вокруг которых бурлили толпы. Вспоминает Н. Важинский: "И какая-то женщина, расхристанная, разгоряченная – одному из них (чуть не хватая его "за грудки") что-то бурно доказывала или в чем-то обвиняла. А солдат… солдат смотрел на нее, молчал, и по щекам его катились обильные слезы". Вспоминает С. Подольский: "Весть о расстреле немедленно облетела всех, вызвала, видимо, неожиданную реакцию… Остановилось большинство заводов, улицы переполнились народом. Отовсюду подъезжали машины с рабочими. На Московской рабочие высаживались, молча шли к площади перед горкомом – плотной неудержимой колонной во всю ширину проспекта. Подобной демонстрации я еще не видел: стремительность, стихийная организованность, решительная целеустремленность. Остановить э т у демонстрацию было невозможно. Хотя на крышах домов виднелись вооруженные солдаты".

Рабочие встали шеренгой перед танками, остановили их. Мальчишки залезли на башню, стучали камнями по люкам. Танки крутили башней и произвели выстрелы холостыми зарядами, от чего в окнах вылетели стекла.

С. Подольский продолжает: "На площади у горкома было море людское: тысяч десять, двадцать? Посреди толпы стояло два танка. Люди не давали танкам уйти. Митинг скандировал: "Хру-ще-ва! Хруще-ва!" И еще: "Пусть смот-рит! Пусть смот-рит!"

Части, участвовавшие в расстреле, были выведены из города и заменены новыми, солдаты которых не имели понятия о случившемся. Микоян выступил с речью по радио, где заявил: "Мы посоветовались с Никитой Сергеевичем Хрущевым, решили, что примем любые меры, но порядок в городе восстановим!" Люди на улицах возмущались и требовали, чтобы Микоян вышел к ним.

Толпа была окружена войсками. Выпускали всех, но пригрозили, что последние будут арестованы. Постепенно демонстранты разошлись. Был введен комендантский час.

На следующий день волнения повторились в меньших масштабах. Рабочие НЭВЗа, преодолевая заслоны военных, просочились в центр города. Около 500 человек бурно обсуждали события предыдущего дня, оплакивали убитых, слушали по радио выступления Микояна и Козлова, критически обсуждая их. К вечеру войскам удалось рассеять митингующих. Развернулись аресты “зачинщиков”. Сотрудники КГБ сделали тысячи фотографий, по которым выделяли лидеров. Движение было обезглавлено. Сразу после событий в Новочеркасске было значительно улучшено снабжение и положение рабочих.

В городе прошла волна собраний в трудовых коллективах и учебных заведениях. Начальники и пропагандисты доказывали населению, что руководством все было сделано правильно. Секретарь ЦК ВЛКСМ Павлов "провел параллель между событиями в Венгрии и забастовкой в Новочеркасске, квалифицировал выступление рабочих чуть ли не как контрреволюционный мятеж. Живописал "татуированных уголовников, которые взобрались на башни наших танков, распивали бутылки "Московской" и, разбив опустошенные бутылки о броню, выкрикивали глумливые лозунги антисоветского содержания". "Уголовная карта" была разыграна и в суде – ведь на предприятиях Новочеркасска работало более тысячи человек, отсидевших за хулиганство, мелкие хищения и т.д. В волнениях приняли участие и бывшие уголовники, которых теперь представляли главными организаторами.

На процессе 14-20 августа 1962 г. к смерти были приговорены Б. Мокроусов, С. Сотников, А. Коркач, В. Черепанов, и несколько наиболее экстремистских агитаторов: А. Зайцев, материвший Ленина, А. Кузнецов, призывавший к погромам, и В. Шуваев, заявивший, что "место коммунистам – на столбе". Еще 86 рабочих были осуждены на большие сроки заключения, как правило 7-15 лет (эти сроки настолько не соответствовали "вине" осужденных, что при Брежневе были снижены).

Новочеркасское выступление оставалось строжайшим секретом в СССР, свидетелям событий было запрещено рассказывать о нем. Во время выступлений Новочеркасск был блокирован, задерживались выезжавшие из него люди, власти опасались цепной реакции, революции.

Руководители страны воспринимали волнения в Новочеркасске как серьезный кризис. Итоги "акции" обсуждались на заседании президиума ЦК 10 июня. Протокол лаконичен. Прения не стенографировались. Выступавшие убеждали друг друга в том, что "акцию" провели хорошо, и "другого выхода у нас не было", большинство населения поддерживает принятые меры. Под горячую руку попали религиозные "сектанты" - власти стремились выкорчевать любые неконтролируемые организации, которые могли бы распространить информацию о подобных выступлениях. Критике подвергся и первый секретарь Ростовского обкома А. Басов. Социальных выводов из Новочеркасских событий сделано не было, решение проблемы виделось в укреплении репрессивной системы. Волнения продолжались и позднее (например, в Кривом Роге), авторитет Хрущева среди населения продолжал падать.

Александр Шубин